Владимир Дудко - Философия духовной военной мысли. Том 3

Именно так слагается настроение дезертира. Дезертир это человек, который жил так, что умирать за свое жизненное содержание ему не стоит, и у которого нет ничего такого, что он любил бы больше себя. Таково душевное состояние человека, который деморализуется немедленно после начала духовного испытания: призыв на войну есть для него начало падения, а не подъема. Восстать на защиту, не опасаясь мучений и не избегая, если нужно, и смерти, поистине может только тот, кто вообще способен любить что-нибудь больше себя. Может быть, нигде это чувство не живет так естественно и цельно, как в душе матери. Мать, когда встает опасность для ее ребенка, защищает его, не помышляя об опасности для себя: ребенок, ее главное, ее любимое, ее выстраданное, дороже ей, чем ее жизнь. Тургенев видел однажды, как птичка бросилась защищать своего птенца от сильнейшего врага, и, потрясенный виденным, записал: «Любовь сильнее смерти и страха смерти; только ею, только любовью держится и движется жизнь». He с тою ли же непосредственностью защищает муж свою жену? И вот так же просто встают люди на защиту своей родины и ее духовного достояния.

Во всех этих порывах одно всегда имеется налицо: горящее чувство, что без этого, защищаемого мною предмета, мне самому нет жизни. Если это погибнет, то я не могу жить; конец этого – есть мой конец. Жизнь станет мне смертью, пустыней, могилой; невыносимым бременем, может быть, духовным разложением. Все лучше, чем это. Все не страшно, только бы этого не случилось. Все перенесу, только бы это спасти. И даже мыслей этих может не быть, а только один огонь чувства.

Если человек, живя так, любит что-нибудь больше себя, – свой народ, или его искусство, или свободу, или хотя бы природу своего отечества (вспомним Карамзина), – тогда в трудах и опасностях он не видит долга или обязанности, он не «приносит жертву», он не знает колебаний. Нет долга, но ость добрая воля, своя охота. Нет жертвы, но свободная легкая отдача себя, и, может быть, даже больше, чем себя: любимых людей (мужа, детей, друзей); и такая отдача не есть «жертва», ибо в жертве всегда остаетея еще жалеющая судорога скупца. Нет колебаний, но целостное, нераздвоенное решение, непосредственное и незаметное. Тогда человек твердо знает и чувствует, что иначе нельзя; что иначе он не может и не хочет; и не может иначе хотеть; и не хочет иначе мочь. Смерть есть конец его, но не его дела. Лучше ему не быть, решает он, чем чтобы воцарился на земле грубый произвол своекорыстных людей, идущих покорить его родину.

Этому учит нас духовный смысл войны: «живи так, чтобы ты при жизни любил нечто высшее более, чем себя». Тогда только ты справишься легко и непосредственно не только с тем духовным испытанием, которое несет тебе война, но и со всяким бременем жизни. Потому что только тогда ты осуществишь в душе твоей состояние истинного, непоколебимого удовлетворения, наполняющего жизнь радостной, творческой легкостью, и в то же время – состояние целостной, нравственной красоты, слагающей духовный образ героя. Об этом свидетельствовали все великие нравственные учителя человечества. Скажи мне, что ты полагаешь самым важным и главным в жизни, и я скажу тебе, кто ты.

Именно на этом пути слагается истинное нравственное добровольчество. Добровольцы, совершая доброе дело, совершают его не потому, что так велит закон государства или к этому понуждает чувство долга, но потому, что они любят свое дело, притом любят его больше себя. Здесь следует разуметь не только военных добровольцев, да и не ко всем к ним это относится; но нравственных, духовных добровольцев в самом широком смысле этого слова, жизненных добровольцев, тех, кто в обычной жизни живет добровольцем добра и духа. Эти люди и в повседневной жизни, даже когда жертвуют, то не «жертвуют», а отдают добровольно, легко и удовлетворенно. Говоря об этом добровольчестве, не следует иметь в виду только войну; нет, война есть только переходная, преходящая эпоха; война есть только одно из явлений народной жизни; жизнь шире войны и больше войны. И не нужно совсем, чтобы все шли добровольцами на войну, потому что из этого не вышло бы ничего, кроме ратной помехи, духовного застоя и экономического разорения. Но война учит нас жить всегда так, чтобы быть готовым встать на s защиту того высшего, которое мы любим больше себя.

Каждый час жизни несет нам повод и возможность стать дезертиром или добровольцем; бежать, спасая себя, или отдать все на защиту. И каждый из нас слагает свою жизнь, как компромисс из дезертирства и добровольчества. Но хуже всего то, что мы так легко прощаем себе это нравственное дезертирство по мелочам. Прощенные мелочи незаметно въедаются в ткань нашей души и разъедают ее; а когда приходить час духовного испытания, то мы можем вдруг оказаться бессильными и безвольными дезертирами в большом.