Гейдар Джемаль - Фузеи и Карамультуки

Только большевики впервые – пусть на короткий момент – смогли опереться на ресурс русского духа. Страна стала лидером всех угнетенных, что превратило ее из относительного захолустья, впечатляющего только своей величиной и предполагаемым обилием медведей на городских улицах, в сверхдержаву еще до создания межконтинентальных ракет. Однако, «Вяйнемяйнен» в золотых погонах генералиссимуса обманул народ-победитель и заново договорился с мировым порядком. Последствия этой контрреволюции нашли окончательное выражение в итогах проигранной Москвой холодной войны.

XXI век неизбежно должен стать временем мировой гражданской войны, идущей между планетарным верхом и планетарным низом. Фронт пройдет через нации, племена, кланы и семьи. В этой войне не будет ни Востока, ни Запада, не будет цивилизаций и их пресловутого столкновения. Будет только борьба за то, кто выразит смысл Истории. Борьба за утверждение окончательного приоритета того или иного типа сознания. «Избранные» выдвигают проект реализации рациональной ноосферы, подчиненной новым героям. Впечатляющий проект: окончательное торжество Героя над хаосом. Вселенская империя.

Обездоленные и те, кто с ними, – это армия Бога. К ним и ради них приходил мессия Иисус. Их Бог – Бог пророков, включая последнего из них, Мухаммада, чьей общине сегодня дают «культурное задание» Сенат и Капитолий заокеанского Рима.

Россия в этой великой борьбе между полюсами человеческого потенциала должна превратиться в «третью фазу», иными словами, вновь возглавить мессианские религиозные чаяния всего человечества, стать геополитической цитаделью будущей теологии освобождения. Именно в этом сила России, ее неиссякаемый ресурс, который один лишь в северной Евразии может быть конвертирован в чудесную продуктивность «мельницы Сампо». Стать «империей бедных» означает выйти на алхимический источник чистого золота. Альтернативы для выживания в качестве субъекта мировой политики у нашей страны нет.

В этот отдел входят заметки и выступления, так или иначе касающиеся важной стороны «либеральной антропологии» – культуры.

01.12.2006. 8-я Международная ярмарка интеллектуальной литературы Non/fiction

Я хотел бы сказать пару слов о значении художественной литературы в сфере формулирования послания, интеллектуального послания.

На самом деле, чем дальше, тем больше понятно, что время сухих концептуальных томов, типа «Феноменологии Духа» или «Науки логики», если не вполне прошло, то, по крайней мере, очевидность принятия таких работ невероятно сократилась по сравнению с XIX в. Если 100 лет назад было нормальным писать трактаты, посвященные совершенно конкретно взаимодействию, разворачиванию абстрактных категорий, которые составляли такой интеллектуальный мир ума в его системной проекции, то сегодня такого рода послания практически не обретут внимательного читателя даже среди студентов философского факультета. И чем дальше, тем больше, поскольку потребность в духовном дискурсе – не побоюсь этого слова, хотя после Пелевина его можно употреблять только с улыбкой, – возрастает, причем переходит с узко профессионального плана на все более широкие интеллектуальные круги, и тем больше возрастает значение художественной литературы как того, скажем, коня, на котором этот всадник может ехать в битву.

В русской литературе это с самого начала было так, уже начиная с Пушкина и Лермонтова, потому что, несомненно, можно говорить о философии, о цельном мировоззрении, стоящем за «Повестями Белкина», за «Капитанской дочкой». В еще большей степени можно говорить об идеологии, стоящей за «Героем нашего времени». А уж когда мы приходим к Толстому и Достоевскому, то тут просто смешно акцентировать, потому что Достоевский был учителем самого лучшего в мысли Европы конца XIX столетия – Ницше учился у Достоевского, экзистенциалисты учились у Достоевского, Фрейд учился у Достоевского. А Толстой является референтным фоном, на противопоставлении с которым фигура Достоевского становилась все более и более рельефной.

Но в какой-то период мировая литература в интеллектуальном, философском смысле просела, она отступила от тесной связи с интеллектуальной нагруженностью, превратилась, особенно между 20-ми и 80-ми годами в роман-поток, роман-абсурд, роман-описание пограничного состояния и т. д. Конечно, можно было бы вывести какие-то связи с доктринальным мышлением, обращаясь к Маркесу, и к Фолкнеру, и к Хэмингуэю, но это все вторично, третично, очень опосредованно и не так интересно. То есть, литература стала на какой-то период а-интеллектуальной, не анти-, а а-интеллектуальной, она отступила от задачи прямо транслировать некий визион, некое холодное метафизическое понимание устройства Вселенной.