Гейдар Джемаль - Стена Зулькарнайна

Итак, логика политического процесса такова, что практика джамаатов намного опережает уровень их политической философии. Т. е. мысля отсталыми и вчерашними категориями, они, тем не менее, находятся в процессе, который делает их инструментом радикальной инновации по отношению к сложившейся глобальной ситуации. Я хочу здесь подчеркнуть, что политический Ислам с точки зрения интересов современного человечества – это инновационный фактор. Когда мы берем в качестве образца политического Ислама партии, построенные по западному принципу, по западной кальке, по моделям электоральной западной демократии, мы не можем говорить о политическом Исламе в полной мере. Потому что это некое охвостье тех стандартов, которые теряют силу и авторитет в зоне их происхождения, т. е. на самом Западе.

Политический Ислам как инновационная сила – это еще новорожденный ребенок, который далеко не осознал своих возможностей и своего потенциала.

Что можно выделить в первую очередь в качестве характеристики этого движения – политического Ислама, который я бы назвал глобальным транснациональным движением политических общин, политических джамаатов.

Первое – это, без сомнения, противостояние суфийскому тренду в исламском сознании, т. е. тарикатам. Я не хочу сказать, что это отрицание тарикатов в пользу того, что принято называть общим термином «ваххабизм» или «салафийа», вопрос стоит гораздо глубже. На самом деле речь идет о том, что Ислам изначально противостоял эллинистическому менталитету, который стал универсальным менталитетом уже ко II–III веку Новой эры. Эллинистический менталитет, основанный на великих греческих мыслителях, на Платоне и Аристотеле, превратился в общепринятый интеллектуальный язык, общепринятую систему понятий. С его помощью можно универсально расшифровать как метафизику ацтеков, так и метафизику адвайтеведанте, потому что традиционное человечество находится в общем интеллектуальном поле. Это поле можно в целом назвать пантеизмом. Как известно, пантеизм бывает с реалистическим акцентом, а бывает с идеалистическим, но это пантеизм, это космизм. В эллинистическом дискурсе высокий интеллектуальный космизм был распространен, прежде всего, благодаря походам Александра Македонского.

Так вот, сначала иудаизм, а потом и Ислам являются не чем иным, как духовной и политической оппозицией этому эллинистическому пространству. Но исторически сложилось так, что исламские мыслители и ученые восприняли в качестве своего инструмента и методологии именно то, отрицанием чего являлось кораническое Откровение, Откровение Единобожия. В конечном счете, этот внутренний конфликт привел к коллапсу дискурса в Исламе, к отбрасыванию калама, к обеднению теологии.

Сегодня процесс запущен снова. Это процесс открытия иджтихада, т. е. права на юридическое суждение, которое было прекращено после становления четырех суннитских мазхабов. Сегодня это открыто не только у шиитов, но и у суннитов. Сегодня заново начинает работать активная теологическая мысль, которая выходит за рамки прямых комментариев по очень узко понятому шариату.

И главное – сегодня создаются предпосылки для создания мировоззрения, которое, будучи исламским политическим мировоззрением, будет вполне понятным и ясным, конфессионально апеллирующим к широкому пространству и за пределами, технически ограничивающими Ислам. Это будет политическая философия, внятная европейкой публике, внятная Латинской Америке, внятная Южной Азии и т. д. Потому что политический Ислам решает универсальные проблемы, не сводящиеся к технике спасения, а говорит о судьбе человечества в целом, о смысле человечества как ставленника Всевышнего, как халифа, поставленного Всевышним в центре земли, для того чтобы осуществить определенную провиденциалистскую задачу.

Вот отсюда неизбежное столкновение с тарикатами, с суфизмом, потому что суфизм – это продолжение неоплатонической мысли в рамках Ислама в одеянии исламской терминологии. Суфизм – это, прежде всего, тема камерного индивидуального спасения, определяющаяся личной завязанностью на шейха, т. е. патронажной сетью внутри тариката. Этот момент отбрасывается не в силу ваххабизма или салафизма, он отбрасывается в силу того, что Ислам очищает себя от эллинистического мировоззрения, которое подспудно пребывало и в постмонгольский, и в постколониальный период.

Второй момент – для политического Ислама неприемлемо организованное духовенство в виде клерикальной корпорации. Клерикализм для политического Ислама – это факт, представляющий собой бид’а, т. е. новодел, нововведение, который должен уйти. Конечно, менталитет людей является вещью инерционной, поэтому многие представители политического Ислама называют себя муллами и являются выходцами из корпоративного духовенства, но, тем не менее, этот процесс идет. Идет по-разному, с разной степенью интенсивности в разных районах мира. Есть более традиционные места – тот же Афганистан или Сомали, есть места, детрадиционализированные, например, советской властью, такие, как Кавказ. Там процесс деклерикализации идет гораздо быстрее.