Михаил Чуев - Роман с фирмой, или Отступные для друга. Религиозно-политический триллер

Нетвердо ступая, я пошел к двери. Желание проверить, чем это было – сном или явью – толкало вперед! Дверной крючок не был накинут, висел вниз – значит, Серега все же мог быть тут?! Сидел в углу. Просто встал и ушел. Быстро ушел, мгновенно!

– Ты куда собрался! – хриплым спросонья голосом окликнула бабушка со своего топчана за перегородкой. И закашлялась.

– Я… воды попить, ба.

– Быстро марш под одеяло! Совсем заболеть решил? Сейчас чаю с малиной согрею.

« – Вот ведь старуха вездесущая и вредная!» – в сердцах подумал я.

Спорить было бессмысленно. Держась за стену я вернулся к себе. Бабушка, кашляя и кряхтя, сползла с топчана. От ее шагов в буфете тонко зазвенели ложки. Через короткое время послышался шум закипевшего чайника. Напоив меня малиной, бабушка снова улеглась, а я ворочался еще долго, прикидывая и так и сяк и все обдумывая с разных сторон свое полуночное видение. Немудрено, что заснул я только под утро, часов в пять, когда гдето на противоположном конце Михалево заливисто гаркнул первый петух.

Проснулся я далеко за полдень. Прозрачная ясность в мыслях и легкость во всех мышцах и суставах. Словно бы и не было пропущенных по ним судорожных разрядов высокой температуры, не было и угольного жара в голове. Ничего не было. Молодость и свежесть во всем теле!

– Другато твоего, похоже, нет! – сказала бабушка, когда еще не вполне твердой походкой, но совершенно здоровый я вышел на крыльцо.

– Как нет?!

– А вот так. – Она слила воду и поставила миску с клубникой. – Дверь открыта, ключ на столе. Вещей нет. Ну если только не считать старых кед. Ты куда, Сашок? Каша остынет!

Я почти бегом взбежал на крыльцо «пуньки», распахнул дверь в комнату.

Первое, что бросилось в глаза – аккуратнейшим образом застеленная кровать и стопка белья на стуле в изголовье. Второе – стол, как бы в контраст с кроватью заваленный кучей книг. Кастанеда, Бах, и сверху эту беспорядочную кучу интеллекта венчала потрепанная, но все еще притягательно яркая оранжевая обложка. «Заратустра»!

На гвозде, вбитом в стену, висели плавки и пляжное полотенце, а в углу стояла пара стоптанных кроссовок.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Серега уехал.

Бросил все, что составляло главный летний интерес его жизни, и исчез. Возможно, таким образом он навсегда попрощался с иллюзиями детства. И хотя впереди у нас еще были не одни студенческие каникулы, в Михалево он больше не приезжал.

– Вот так, бросил все, что душа любила, и сбежал. Даже с другом не попрощался. Спасибо, хоть ключ оставил.

– Ба, что ты говоришь! Он… он мне вчера жизнь спас, а ты ключ!

– Хм… выгода, значит, какаято у него была. Своя.

– Ба, да какая выгода! Он в Америкуто не поехал, может быть, по нашей вине. Почему, ну почему ты так к нему!

– В Америку?

– Да! Вместо него поехал другой студент. А профессор хотел… да ты сама слышала!

– А он, твой друг, самто этого хотел?

– Ну… кто б на его месте не хотел? – сказал я уже не слишком уверенно.

– А ты уверен, что в Америку? Ты видел этих двух с ним вертухаев.

– Кого?!

– Вот именно! Кого! И сразу: «сдаете, не сдаете?»

– И что же? Ну почему было не сказать, что Серега просто живет у нас.

– Может быть, и можно было.

Бабушка вдруг както резко сникла, даже ростом стала какбудто меньше, села на скамью у окна. Вздохнув тяжело, поджала губы.

– Может, и можно было, – глядя вниз, на безвольно скрещенные на коленях сухие жилистые руки, повторила она. – Только когда в тридцать седьмом за моим дядей Егором (двоюродным, значит, прадедом твоим) вот также пришли, то тоже очень мило спросили.

– Что, что спросили?

– А то и спросили: «Не хотите поехать в Америку по обмену опытом? С их фермерами». Ну или кто там у них.

– А он?

– Ну, а он возьми и согласись. Сосед, например, Мишкин дед покойный, тот отказался. Даже выступил в колхозном клубе на собрании с речью. Зачитал по бумажке. Мол наше советское сталинскомичуринское земледелие самое передовое, и ехать надо им к нам, а не наоборот. Ну, а дядька – тот «поеду и поеду». Хочу, говорит, мир повидать да как люди живут, посмотреть. Да присмотревшись, поучиться койчему полезному. И подписал бумажку.

– Какую бумажку?

– Через неделю такие же вот «архангелы» за ним и приехали. Собрал дядя Егор вещички в узелок и поехал. В «Америку». Больше мы его не видели, сгинул без следа. Детей его – братьев моих двоюродных – мои отец с матерью к себе забрали. Не бросили и в люди потом вывели. Теперь понял, Сашок?!