Михаил Чуев - Роман с фирмой, или Отступные для друга. Религиозно-политический триллер

– Значит, вот так. Люблю и не боюсь!

– Пройдет, – не особо убедительно заметил я. – Будет жалеть.

– А ведь она права! Бакен! – и протянув мне раскрытую ладонь, объявил тихо: – Прямо сейчас! Не откладывая!

И неотвратимая решимость в глазах.

Я, помедлив секунду, ударил ладонью о ладонь. Серега резко крутанулся на пятках, и мы побежали обратно к деревне, в сторону «пляжа».

Поравнявшись с зарослями тех самых акаций, через которые тропинка вела к пляжу, я с мгновенным смешением горечи и досады успел подумать, что вот всегото какихто несколько дней назад ждал тут вечером обещанного свидания. Ждал чегото хорошего, доброго. Того, от предвкушения чего замирает все внутри; в чем, не взирая на известные обстоятельства, все же была прямота обычного счастья, того самого, о котором разве что в романах пишут и которое растоптали (чуть ли не в прямом смысле!) вот эти самые ноги в кроссовках, мелькающие впереди меня в пыли.

Растоптал он – мой друг!

Адреналин от этих мыслей так и вскипел, ударил, подхлестнул силы, я рванул и наверняка вырвался бы вперед, но внезапно Серега (а он всегда бежал первым) остановился и, пригнувшись, замер посреди зарослей.

– Смотри! – шепнул он мне, дыша тяжело и вязко. – Вон там, под деревьями!

На прогалине, под акациями шевелилась трава. Мы осторожно подкрались и раздвинули стебли. Птенец смотрел на нас большими выпуклыми глазкамибусинами.

– Упал с дерева.

– Да, похоже.

Я тут же вспомнил, что однажды (в подобной ситуации) сделал мой отец.

Лет десять назад, гуляя с ним по лесу, мы наткнулись на такого же беспомощного птенца. Отец подобрал его и посадил повыше, на ветку. Вспомнилась взлетевшая вверх над головой сильная и твердая рука, пахнущий хвоей, Севером и ветром брезентовый рукав штормовки с синей трехбуквенной нашивкой: «МАИ стройотряд».

Сам отец тогда еще не пил запойно (отчего впоследствии и умер), и поступок его восхитил меня, разжег мою детскую мальчишескую гордость за отца, за его доброту, силу и благородство. Но то было давно, а сейчас… сейчас каждое утро отец начинал с того, что трясущимися руками наливал стакан водки и, дрожа всем телом, склонялся над ним (и перед ним!), как дикарь перед идолом. После похмельного возлияния отец падал на диван и засыпал сном, больше похожим на смерть. К вечеру он просыпался, и тогда начинался настоящий кошмар. А ведь всего три года назад – пока не свернули за ненадобностью КБ при авиазаводе и сам авиазавод – отец был вполне успешным, ведущим инженером!

– Надо посадить на ветку, если лапы целы, – сказал я, отогнав мысли. – Тут ему точно кранты.

Мой друг холодно взглянул на меня и както странно усмехнулся.

– Не надо! – прозвучало коротко и резко.

Сказал, как топором отсек.

Я удивленно посмотрел на него.

– Как это не надо!

– А никак!

– Сдохнет ведь! Или сожрут!

– Если сильный – не сожрут! А слабый – не достоин жить!

– Серег, ты это… того… Я все понимаю, но…

– Ты забыл, – сказал он, глядя в глаза. – «Все, что не убивает, делает сильнее». Так говорил Заратустра!

Фраза прозвучала как заклинание чернокнижника, спорить с которым невозможно и бессмысленно!

« – А ведь верно! – подумал я. – Отец спас птенца, и кто он теперь!»

И тут уже стыд за отца, мало того, ненависть к нему за его слабость, за то, что с каждым днем он все больше и больше превращался в ничтожество – все это поднялось во мне. Волна горечи мгновенно смыла всякое теплое воспоминание и о самом отцовском поступке, и о том моем давнем детском восхищении им. Тот случай из детства теперь мгновенно предстал предо мной, молодым, сильным и глупым, уже как проявление слабости и мягкости отца, которые (как я тогда считал) и стали причиной его падения.

– Ты понял?

Я кивнул в ответ, и… нагнулся, чтобы подобрать птенца. Хотел ли я его спасти, невзирая на Серегины ницшеанские эскапады, или сделал это просто из нежелания подчиняться – не знаю, но я сделал шаг, нагнулся и попытался подхватить птенца. И тут же получил такой толчок в плечо, от которого едва удержался на ногах.

Я выпрямился, Серега стоял в полной готовности к продолжению.

– Ты чо?! – спросил я сквозь зубы.

– Я не дам тебе мешать природе!

– Так, да?! – сказал я и бросился на него.

Мы схватились. Я попытался поймать Серегину шею и зажать локтем в так называемый «стальной зажим». Он увернулся и ударил ногой под колено. Падая, я все же ухитрился схватить его за ту самую ногу, которой он меня ударил. Оба оказались на земле. Барахтаясь и бросаясь друг на друга, мы катались и дрались в зарослях как два непримиримых самца в брачный период. В какойто момент мне удалось взять локоть его руки на «болевой», через бедро.