Юрий Лифшиц - Книга Иова Книга Екклесиаста Евангелие от Матфея. Переложения

И взял он черепицу, чтоб скоблить
себя, и сел он в пепел вне селенья.
И так ему жена его сказала:
«Как прежде, в непорочности твоей
Ты тверд! Скорее Бога похули —
да и умри». И он ей так сказал:
«Ты, как безумная, мне говоришь.
Неужто только доброе от Бога
мы будем принимать, а злого мы
не будем принимать?» Ни словом Иов
не согрешил устами тут своими.

И о несчастьях, Иова постигших,
его три друга верных услыхали
и каждый вышел в путь из мест своих.
Их звали: Елифаз Феманитянин,
Вилдад Савхеянин и третий друг
Софар Наамитянин. И сошлись,
затем чтобы втроем к нему идти:
с ним сетовать и утешать его.
И подняли они глаза свои
и не узнали Иова; и голос
возвысили они и зарыдали,
и разодрали каждый на себе
всю верхнюю одежду; и бросали
пыль к небу над своими головами.
И вместе с ним сидели на земле
семь дней и семь ночей. Никто ни слова
не говорил ему, ибо видали,
как велико страдание его.

После того открыл уста свои
и проклял день свой Иов. И сказал:
«Погибни день, в который я родился,
и эта ночь, в которую сказали:
«Зачался человек!» Да будет день
тот тьмою; да не взыщет Бог его,
и да не воссияет свет над ним!
Да омрачит тень смертная его
и тьма ночная, да обложит туча,
да устрашатся дня того, как зноя!
Та ночь, – да обладает ею мрак,
да не сочтись она вовек в днях года,
да не войти ей в месяцев число!
О! Ночь та – да она безлюдна будет,
да не войдет веселие в нее!
Да проклянет ее, кто в силах день
проклясть и разбудить левиафана!
Да смеркнется звезда ее рассвета;
пусть света ждет она, и не придет он;
да не видать ей ввек ресниц денницы
за то, что чрева матери моей
дверей не затворила, не сокрыла
от глаз моих все горести мои!
Зачем я, из утробы выходя,
не умер, почему я не скончался,
когда из чрева вышел? Для чего
меня колени приняли? Зачем
сосать сосцы мне было? Я б теперь
лежал и почивал, и спал бы тихо,
и мне покойно было бы с царями,
с советниками всяческой земли,
что для себя застроили пустыни;
с князьями, у кого имелось злато,
кто мог наполнить дом свой серебром.
Или пускай, как выкидыш сокрытый,
я не существовал бы, как младенцы,
не видевшие света. Там навек
все беззаконные перестают
страх наводить; там отдыхают те,
чьи силы истощились; и покой
там узники вкушают и не слышат
как грозно их надсмотрщики кричат.
Уравнены там малый и великий,
и раб свободен там от господина.
На что же дан страдальцам свет, а жизнь —
душою огорченным, кто ждет смерти —
и нет ее; кто вырыл бы ее
охотнее, чем клад, кто до восторга
обрадовался бы и восхитился,
что гроб нашел? На что подарен свет
тому, чей путь закрыт, кого во мрак
Бог погрузил? Стенания мои
предупреждают хлеб мой, вздохи льются,
воде подобно, ведь меня постигло
ужасней то, чего я ужасался;
чего боялся я – пришло ко мне.
Нет мира, нет покоя, нет отрады,
меня постигло горе и несчастье».

И молвил Елифаз Феманитянин:
и так сказал: «Когда к тебе мы слово
попробуем сказать, не тяжко ль будет
тебе? А впрочем, слову возбранить
кто может? Вот, ты многих наставлял
и руки опустившиеся ты
поддерживал, и падающих ты
словами восставлял, и укреплял
колени гнущиеся. А теперь,
как до тебя дошло – ты изнемог,
тебя коснулось – духом ты упал.
И не должна ль твоей надеждой быть
твоя богобоязненность святая,
а непорочность твоего пути —
твоим же упованием служить?
Ты вспомни: погибал ли кто невинный
и где был праведный искоренен?
Как я видал, кто вспахивал нечестье
и сеял зло, его и пожинал.
От дуновенья Божья исчезают
и гибнут духом ярости Его.
Рев льва и голос рыкающий молкнет
и зубы юных львов крошатся в прах,
и лев могучий без добычи гибнет,
и напрочь исчезают дети львиц.
И вот, тайком, ко мне явилось слово,
и слух мой принял нечто от него.
Средь размышлений о ночных виденьях,
когда на всех людей находит сон,
меня внезапно ужас охватил
и трепет кости все мои потряс.
И надо мною некий дух прошел,
и дыбом стали волосы на мне.
Он стал, – но я его не распознал,
лишь облик моему явился взору;
повеял тихо, – я услышал голос:
«Что – человек ли праведнее Бога?
и муж ли чище своего Творца?
И слугам Он своим не доверяет,
изъяны видит в Ангелах Своих:
тем паче – в тех, кто в храминах из бренья
находится, чье основанье – прах
и истребляется скорее моли.
И распадаются они под вечер,
и не увидишь, как совсем исчезнут.
Не с ними ль их достоинства уходят?
Умрут, а мудрости не обретут».