Квинт Тертуллиан: О ВОСКРЕСЕНИИ ПЛОТИ

13.

Если вселенная недостаточно являет образ воскресения, если творение ничем этого не подтверждает (ибо некоторые его части претерпевают не столько смерть, сколько остановку, и не возрождение, а преобразование), то вот перед тобой полнейший и достовернейший образ этой надежды, существо одушевленное, подвластное и жизни и смерти. Я разумею птицу, обитающую на Востоке, замечательную своей редкостью и удивительную способностью к жизни: умирая по своей воле, она обновляется; умирая и возвращаясь в день своего рождения, феникс является там, где уже никого не было, вновь та, которой уже не было, иная и та же самая. Что может быть яснее и убедительнее для нашего предмета? И чему еще служит это доказательство? Даже в Своем Писании Бог говорит: Ты процветешь, как феникс (Пс. 91, 13)15, то есть после смерти и погребения, чтобы ты поверил, что даже у огня можно отнять субстанцию тела. Господь сказал, что мы лучше многих воробьев (Матф. 10,31). Если мы не лучше многих фениксов, то не беда. Но должны ли навсегда погибать люди, если аравийские птицы спокойны за свое воскресение?

14.

Таковы черты Божественного могущества, не менее явленные Богом в образах природы, чем выраженные словом. Однако мы, пожалуй, обратимся и к самим Его словам и наставлениям, ибо по большей части так мы вносим должный порядок в разбираемый нами предмет. Ведь мы начали с достоинства плоти: такова ли она, чтобы после разрушения заслуживала спасения. Потом рассуждали о могуществе Бога: таково ли оно, что в состоянии спасти разрушившееся. Если мы доказали и то и другое, я желал бы, чтобы ты исследовал: есть ли столь серьезная причина, которая требовала бы воскресения плоти как чего-то необходимого или, по крайней мере, вполне соответствующего разуму? Ибо следует заметить, что хотя тело способно к восстановлению, и хотя Бог в состоянии восстановить его, однако прежде должна быть и причина для восстановления. Итак, уразумей причину этого ты, который учишься у Бога, сколь совершенного в благости, столь и справедливого, совершенного Самого по Себе, и справедливого по отношению к нам.

Если бы человек не согрешил, он знал бы только благого Бога из Его природных свойств. Но теперь он ощущает и Его справедливость по неизбежности причины, но вместе с Его справедливостью ощущает и Его благость. Ведь поощряя добро и карая зло, Он выказывает справедливость, и обоими приговорами содействует добру, одно защищая, а другое наказывая. Вместе с Мар-кионом ты лучше поймешь, приналежит ли это все Богу. Между тем, наш Бог таков: Он по справедливости Судья, потому что Господь- по справедливости Господь, потому что Творец-по справедливости Творец, потому что Бог. Отсюда следует, что тот неведомый Бог еретиков по справедливости не судья, ибо не Господь, по справедливости не Господь, ибо не Творец, и я уж не знаю, Бог ли тот, кто не Творец, поскольку не Бог, и не Господь, поскольку не Творец. Итак, если Богу, Господу и Творцу более всего подобает творить суд над человеком, вопрошая, старался ли он познать своего Господа и Творца и почитать Его или нет, то и для этого суда требуется воскресение.

В этом, то есть в подобающем Богу свершении суда, и состоит главная причина, даже необходимость воскресения. Относительно его ведения тебе нужно исследовать, будет ли Божественный приговор распространяться на обе субстанции человека: на душу и на плоть. Ибо что подлежит суду, то способно и воскреснуть. Мы прежде всего утверждаем, что веруем в полноту и совершенство Божьего суда, ибо он будет последним и, следовательно, вечным; далее, он будет праведным, ибо в нем не будет изъянов, и потому достойным Бога, что будет полным и совершенным, сообразно Его долготерпению. Однако суд будет полным и совершенным, только если перед ним предстанет весь человек. А если цельный человек состоит из соединения двух субстанций, то их он и должен явить перед судом: ведь его надлежит судить целиком и он не жил бы, если бы не был целостен. Итак, каким он жил, таким и должен предстать на суд, потому что суду подлежит вся его жизнь: жизнь есть причина суда, и судить нужно столько субстанций, сколько их было при жизни.

15.

Пусть уж наши противники сначала разорвут связь плоти с душою в делах жизни, чтобы потом дерзко разорвать ее и при воздаянии за жизнь. Пусть отрицают соучастие в действиях, чтобы потом они могли с полным основанием отрицать общую участь в воздаянии. Плоть не должна подвергнуться приговору, если она не имеет отношения к его причине. Пусть будет воскрешена одна душа, если она одна ушла из жизни. Но в одиночестве она столь же мало покидает, сколь и проходит то, что покинула, — я разумею земную жизнь. Душа настолько связана с жизнью, что мы не отделяем от общения с плотью даже мыслей, — пусть они одиноки, пусть не нашли осуществления через плоть; все, что душа делает в сердце, она делает во плоти, с плотью и через плоть. Поэтому Господь, порицая наши мысли, упоминает именно эту часть плоти, твердыню души: Для чего вы мыслите худое в сердцах ваших (Матф. 9,4) и: Кто смотрит с вожделением, тот уже прелюбодействовал в сердце своем (5,28). Итак, мысль даже без действия и без осуществления есть акт плоти. Но если главный орган чувств, что называется ήγεμονικόν 16, находится в мозгу, или в середине между бровями, или там, где угодно философам, плоть будет органом мышления (cogitatorium) души. Пока душа пребывает в плоти, она никогда не обходится без нее. А плоть ничего не совершает без души, без которой она не существует. Подумай также, не через плоть ли осуществляются мысли, которые извне познаются при ее помощи. Довольно одного мановения души — и лицо дает знать об этом: лицо есть зеркало всех намерений. Еретики могут отрицать соучастие в делах, но соучастие в мыслях они отрицать не могут. При этом они перечисляют преступления плоти: значит, за грехи она получит наказание. Мы, напротив, указываем им на достоинства плоти: следовательно она получит награду за свою добродетель. И если именно душа действует и побуждает ко всему, то плоти свойственно послушание. Не следует думать, что Бог — Судья либо неправедный, либо беспечный: неправедный, если участницу добрых дел Он лишает награды, беспечный, если Он освобождает от наказания участницу злых дел. Между тем, человеческий суд тогда считается совершенным, когда в каждом деле обнаруживает исполнителей и относится к ним без потворства и недоброжелательности, чтобы они разделяли как наказание, так и награду с главными виновниками.