Квинт Тертуллиан - О ПОКАЯНИИ

Однако упорнейший этот враг никогда не успокаивается в своей злобе. Напротив, он особенно свирепствует тогда, когда видит человека совершенно свободным; он особенно распаляется тогда, когда бессилен. Ему приходится скорбеть и стенать, что, с прощением грехов, в человеке разрушено столько дел смерти, изглажено столько знаков его прежнего осуждения. Он скорбит, что его самого и его ангелов будет судить раб Христов, прежний грешник5. Поэтому он сторожит, нападает, осаждает, нельзя ли ранить очи плотским вожделением, или опутать дух прелестями века сего, или упразднить веру страхом перед земными властями, или совлечь с верного пути ложными учениями: у него нет недостатка в соблазнах и искушениях. Провидя этот его вред, Бог, когда дверь снисхождения закрыта и засов крещения задвинут, соблаговолил открыть нам нечто другое. Он поместил в преддверии второе покаяние, чтобы открыть дверь стучащим в нее, но открыть лишь однажды, ибо попытка совершается вторично, а более уже никогда не открывать, ибо прошлая попытка не удалась. Разве не достаточно было бы и одной этой попытки? Тебе вновь дается то, чего ты не заслуживаешь, ибо ты утратил полученное.

Если Божья снисходительность дает тебе возможность вновь обрести утраченное, то будь благодарен за это повторное благодеяние, тем более, что это великое благодеяние, ибо давать вновь — дело большее, нежели просто давать, как большее несчастье потерять, нежели совсем не иметь. Впрочем, не следует сразу же слабеть и падать духом от отчаяния, если и возникнет необходимость во втором покаянии. Следует стыдиться нового греха, а не нового покаяния; следует стыдиться нового риска, а не нового освобождения. Пусть никто не стыдится! При повторении болезни необходимо повторное лечение. Ты окажешься благодарным Господу, если не отвергнешь подаваемого тебе Господом. Ты оскорбил, но можешь еще примириться. У тебя есть Тот, Кто охотно тебя простит.

8.

Если ты в этом сомневаешься, поразмысли над тем, что сказано Духом Церквям. Эфесян Он обвиняет в забвении прежней любви, фиатирцев обличает в блуде и поедании идоложертвенно-го, на сардийцев жалуется, что дела их не завершены, верующих Пергама порицает за лжеучение, лаодикийцев обвиняет, что они полагаются на богатство6. И все же Дух всех их призывает к покаянию, хотя и грозит им7. Он не угрожал бы не кающемуся, если бы не миловал кающегося. Можно было бы сомневаться в этом, если бы и в других местах Он не являл Свое неоскудевающее милосердие. Он говорит: Разве упавший не встает и совратившийся не обращается? (Иер. 8, 4). Бог — именно Тот, Кто больше хочет милости, нежели жертвы (Ос. 6, 6). Радуются небеса и обитающие там ангелы о покаянии человека. Возрадуйся, грешник, и ободрись, ибо видишь, где радуются о твоем возвращении! А что еще стремятся нам разъяснить свидетельства Господних притч? Например, женщина потеряла драхму, стала ее искать и нашла, и созвала подруг порадоваться вместе с ней, — разве это не напоминает обращенного грешника?8 Заблудилась и у пастыря одна овечка, но целое стадо не было ему дороже ее: одну ее он ищет, желая ее более всех, и, наконец, находит и приносит ее на своих собственных плечах, поскольку она ослабела в своем блуждании9. Не умолчу и о том кротком отце, который вновь призывает своего расточительного сына и охотно принимает его, покаявшегося после перенесенной им нужды, закалывает упитанного тельца и на радости устраивает пир 10. Почему нет? Ведь он нашел потерянного сына, и более дорогим себе счел того, кого приобрел вновь. Кого нам нужно понимать под этим отцом? Разумеется, Бога, ибо нет другого такого Отца, столь полного любви. Следовательно, Он принимает тебя, Своего сына, хотя ты расточил принятое от Него и возвращаешься нагим, — принимает потому, что ты возвратился, и более будет радоваться твоему возвращению, чем благоразумию другого сына. Но только если ты раскаешься от души, свой голод сравнишь с сытостью отцовских наемников, если оставишь свиней, нечистых животных, если вновь обратишься к отвергнутому тобой Отцу, говоря: Согрешил, Отец, и более недостоин называться Твоим сыном (Лук. 15,21). Исповедание грехов настолько их уменьшает, насколько притворство их увеличивает. Ибо исповедание свидетельствует о желании исправиться, а притворство говорит об упорстве.

9.

Насколько труднее каяться во второй и последний раз, настолько же труднее добиться того, чтобы покаяние не оставляло сомнений. Необходимо, чтобы покаяние приносилось не только в совести, но исполнялось также и через некое действие. Это действие, чаще выражаемое и обозначаемое греческим словом, есть публичное исповедание (exomologesis), в котором мы исповедуем Богу свои грехи, — исповедуем не потому, что Он их не знает, но поскольку исповеданием приуготовляется прощение, из исповедания рождается покаяние, а покаянием умилостивляется Бог. Таким образом, публичное исповедание учит человека уничижению и смирению, обязывая к поведению, привлекательному для милосердия. Что касается соответствующей одежды и образа жизни, то в это время следует быть одетым в рубище и лежать в пепле, загрязнив тело нечистотами, а дух погрузив в сетование, и с горечью размышлять о своем грехе. Вкушать следует только простую пищу и питье, и то не для ублажения чрева, а для поддержания жизни, чаще поститься и творить молитвы, днем и ночью стенать, плакать и вопиять к Господу Богу твоему. Следует повергаться перед пресвитерами, преклонять колена пред возлюбленными Божьими 11, перед всеми братьями стараться снискать ходатайство об исполнении нашего прощения. Все это составляет публичное исповедание, предназначенное для того, чтобы сделать угодным покаяние, чтобы побудить чтить Бога ввиду страха гибели, чтобы, производя осуждение в самом грешнике, оно выполнило роль Божьего негодования, а вечное наказание стало бы если не излишним, то все же переменилось. Таким образом, повергая человека, публичное исповедание тем более его возвышает; марая его, оно возвращает ему чистоту; обвиняя — оправдывает; осуждая — освобождает. Насколько ты не щадишь себя, настолько, верь, тебя пощадит Бог.