Каждый из нас призван к служению. Если же мы не понимаем всех связанных с этим трудностей — священники ведь тоже находятся в «группе риска», — то церковь неизменно начнет отступать: постепенно главной ее целью станет служение самой себе, а не миру. Если такое произойдет, то мы перестанем отличаться от всяких мирских организаций. Уникальное призвание церкви канет в небытие.
Я наблюдал за христианскими служителями, размышлял о собственной жизни и понял, как важно найти золотую середину между сверхчувствительностью и черствостью. Некоторые христианские служители так близко к сердцу принимают проблемы других людей, что чужая боль ломает их. Иные же развивают в себе определенную духовную черствость, и при этом служение становится всего лишь работой, рядом трудных поручений, за выполнение которых они получают награды. Ни тот ни другой служитель не смогут долго трудиться в церкви. Я очень хорошо осознал это, когда наблюдал за Телом Христовым и за своим собственным телом — особенно своей левой ногой.
У меня есть дефект — разросшаяся косточка на большом пальце ноги. В основном у людей большие пальцы ног расположены параллельно остальным или наклонены к остальным пальцам под углом в пятнадцать градусов. У меня на левой ноге (на правой уже сделали операцию) большой палец располагается под совершенно неприличным сорокапятиградусным углом, сдавливая остальные пальцы. По мере деформации сустава этот палец просто–напросто ляжет поверх следующего за ним и мне снова придется соглашаться на операцию.
Чем сильнее искривлялся палец, тем больше становилась шишка на правой стороне ступни. Шишка болезненна, из–за нее трудно покупать обувь: производители обуви не делают ботинки со специальными выступами для шишек. В результате мне приходится покупать обувь на размер больше, чтобы шишка могла сама придать нужную форму левому ботинку. Мороки с этим очень много.
Я бегаю трусцой уже более двадцати лет и очень хорошо изучил, как проходит процесс адаптации моих ног к новой паре ботинок. Я надеваю новые ботинки и бегу. Левая ступня ощущает, что ей не хватает опоры для большого пальца — он расположен под углом к подошве ботинка, — и вот этот палец сам создает себе необходимую точку опоры. При этом я неизменно натираю ногу, возникает наполненный жидкостью волдырь, из–за боли трудно бегать. Но я не сдаюсь. Постепенно на ноге образуется более твердое уплотнение, состоящее из нескольких слоев затвердевшего креатина, — твердая мозоль, которая продавливает себе выпуклость в ботинке. Некоторое время я бегаю с относительным комфортом.
Но в итоге мозоль так разрастается, что из–за нее создается дополнительное трение между ногой и ботинком, и под ней образуются болезненные кровоподтеки. Тогда я беру маникюрный набор и срезаю твердые слои мозоли, пока не дохожу до слоя розовой кожи. Затем весь процесс начинается снова.
Я ненавидел свою шишку, и ненависть возрастала по мере образования твердых слоев: я уже предчувствовал, что скоро придется их срезать и снова стать беззащитным перед болью. И вот однажды доктор Пол Брэнд, с которым мы написали три книги о человеческом теле, помог мне изменить отношение к собственному увечью. Он сказал мне:
— Как–то я и сам столкнулся с подобной проблемой. Будучи еще студентом–медиком, я лето проплавал на шхуне в Северном море. В первую неделю мне приходилось таскать тяжелые канаты, подушечки пальцев так стерлись, что начали кровоточить. Ночами я не мог заснуть от боли. К концу второй недели стали образовываться мозоли. Вскоре кончики пальцев затвердели. Больше этим летом боль меня не беспокоила — твердые мозоли защищали меня. Но когда два месяца спустя я вернулся в медицинскую школу, то, к своему ужасу, обнаружил, что потерял способность делать сложные операции. Из–за мозолей мои пальцы стали менее чувствительными — я с трудом ощущал инструмент в руке. Несколько недель меня преследовал страх, что я своими руками разрушил собственную карьеру хирурга. Но постепенно мозоли исчезли — такова была реакция на мой оседлый образ жизни. Прежняя чувствительность вернулась. Каждый раз тело находит способ приспособиться к меняющимся внешним условиям.
И я увидел: мое собственное тело тоже постоянно борется, стараясь найти золотую середину между сверхчувствительностью и бесчувственностью. Подобно пальцам Пола Бренда, моя нога теряет чувствительность к боли, когда на ней вырастает твердая мозоль. Некоторое время такая ситуация сохраняется — значит, нога приспособилась к моим пробежкам. Но через некоторое время мудрость организма берет верх. Нельзя допустить, чтобы нога вообще потеряла чувствительность. Чтобы помешать мне мучить собственную ногу, организм создает кровяные мозоли, из–за них я становлюсь сверхчувствительным к боли и вынужден менять свое поведение.
Читать дальше