Иисус, которого я не знал

Представив это, я понял, что должны были чувствовать ученики в день первой Пасхи. Они тоже горевали в течение трех дней. В воскресенье до них дошел новый, фантастический слух, прозвучавший так ясно, будто удар колокола в горах. Пасха дает новую надежду и веру в то, что Бог, вставший из могилы в Иерусалиме, может повторить это уже не для одного себя. Для Боба. Для нас. Каким бы это ни было странным, необратимое будет обратимо.

Первые христиане связывали с Воскресением все свои надежды, на кон было поставлено так много, что апостол Павел говорил коринфянам: «А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша». Было ли это на самом деле, то, без чего наша вера бесполезна? Как мы можем быть в этом уверены?

Люди, которые изображают воскресение Христа, обычно характеризуют учеников двояко: или как легковерную деревенщину, восприимчивую к историям о духах и привидениях, или как хитроумных конспираторов, которые восприняли Воскресение как отправную точку для создания новой религии. В Библии мы видим совершенно другую картину.

Что касается первой теории, то Евангелия изображают учеников Иисуса как наиболее недоверчиво относящихся к слухам, раздуваемым вокруг его воскресения. В особенности один из них, «неверующий Фома», получил репутацию скептика, но, в действительности, все из них продемонстрировали недостаток веры. Никто из них не поверил в безумную новость, которую принесла женщина, увидевшая, что могила Иисуса пуста; они назвали это «словами пустыми». Даже после того, как Иисус явился им, «иные усомнились», — говорит Матфей. Одиннадцать учеников, которых Иисус должен был упрекнуть в упорном нежелании верить, едва ли можно назвать легковерными.

Второе предположение, теория, изображающая учеников Иисуса конспираторами, распадается при ближайшем ее рассмотрении, поскольку если ученики намеревались состряпать достоверную историю, им это не удалось по всем статьям. Чак Колсон, который участвовал в неудавшемся заговоре, именуемом в истории Соединенных Штатов «Уотергейтское дело», говорит о том, что легенды оказываются действенными только в том случае, если все участники заговора едины в своей уверенности и компетентности. В случае с учениками Иисуса это было не так.

Евангелия показывают учеников Иисуса, съежившихся от страха за семью засовами, боявшихся того, что участь Иисуса постигнет и их. Они были так испуганы, что даже не пришли на похороны Иисуса, предоставив нескольким женщинам позаботиться о его теле. (Злая ирония судьбы: хотя Иисус боролся за то, чтобы запрет на работу в субботний день не распространялся на дела милосердные, законопослушные женщины ждали воскресенья, чтобы закончить процесс погребения.) Ученики казались крайне неспособными на то, чтобы сфабриковать Воскресение или рисковать своими жизнями, пытаясь украсть тело Иисуса; это не пришло бы им в голову в их отчаянном положении.

В соответствии с Евангелиями, первыми свидетелями Воскресения были женщины, до чего бы не додумался ни один конспиратор в первом веке нашей эры. Еврейский суд даже не рассматривал свидетельские показания, данные свидетелями женского пола. Если бы ученики состояли в заговоре, то осторожный план основывался бы на показаниях Иоанна или Петра, или, лучше даже, Никодима, а не выстраивался бы вокруг сообщений женщин. Поскольку Евангелия были написаны несколько десятилетий спустя, у авторов было достаточно времени для того, чтобы сгладить такое противоречие — если они, разумеется, писали легенду, а не передавали голые факты.

Если бы существовал заговор, то свидетельские истории были бы причесаны. Сколько там было фигур, одетых в белое, одна или две? Почему Мария Магдалина приняла Иисуса за садовника? Была ли она одна или с Саломеей и другой Марией? Описания того, как была обнаружена пустая могила, кажутся безжизненными и фрагментарными. Женщины были «со страхом и радостью великою», — говорит Матфей; «их объял трепет и ужас», — говорит Марк. Иисус не прибегает к драматическому, хорошо оформленному выходу на сцену, чтобы рассеять все сомнения; сообщения о случившемся кажутся обрывочными, загадочными, смущенными. Заговорщикам, без сомнения, пришлось бы хорошо поработать, чтобы скрыть то, что они позднее объявят самым значительным событием в истории человечества.

Короче говоря, изображая воскресение Иисуса, Евангелия не отстаивают его, в них не возникают споры по поводу каждого важного момента, Воскресение предстает собой, скорее, как шокирующее вторжение в течение жизни, неожиданное для всех и более всего для боязливых учеников Иисуса. Первые очевидцы прореагировали на это так, как прореагировал бы каждый из нас — как прореагировал бы я, если бы услышал звонок, пошел открывать дверь и увидел бы своего друга Боба, стоящего перед моей верандой: со страхом и большой радостью. Страх — это рефлексивная реакция человека на столкновение со сверхъестественным. Страх, однако, уступил место радости, поскольку новости, которые они услышали, были слишком хорошими для того, чтобы быть правдой, однако настолько хорошими, что они обязаны были быть правдой. Иисус был жив! Мечта о приходе Мессии ожила, когда женщины летели на крыльях страха и радости, чтобы сообщить эту новость ученикам.