Георгий Чистяков - Сборник

– Да. Ну, и мы обязаны перестройкой именно Рейгану, с его идеей «звездных войн». Ведь империя зла выдохлась в этой гонке вооружений – и всё, и лопнула в тот момент… Отец Георгий, здесь еще есть один важный аспект. Вы называете имена крупнейших политиков. Мы все – люди мало известные и совсем не влиятельные. Но каждый из нас, в меру своих возможностей, призван действовать. Или, если он не чувствует этого призвания, он пассивно пережидает. Люди не понимают, что существует феномен массовых решений. Как ни странно, от того, куда я пойду: на прогулку в парк или на митинг, или, как было в августе 91-го, к Белому Дому, многое зависит – как ни странно… Мысли носятся в воздухе; я решил идти на баррикады – и тысячи людей тоже так решили. Если я решил бы отсидеться, я думаю почему-то, что так же решили бы и тысячи. Ну, есть вот феномен моды и всякие другие вещи. И я вспоминаю то, что писал Димитрий Панин в своих мемуарах. В семнадцатом году – осенью семнадцатого – господа офицера охраняли свои подъезды, – вместо того, чтобы собраться в единый батальон и выкинуть всю эту шушеру из Москвы, всю эту шпану.

– Увы, Димитрий Панин прав… И то, что вы называете феноменом массовых решений, я бы назвал как-то по-другому. Именно это тот момент, когда люди перестают быть массой, когда каждый вдруг понимает, что ответственность за будущее лежит на нем, и идет, действительно, не на огород, а к Белому Дому. Когда каждый понимает, что он должен прийти на эти похороны, и идет на похороны трех мальчиков, убитых коммунистами во время путча, а не уезжает на дачу в этот день. Тогда народ перестает быть массой. Тогда оказывается, что каждый решает. Я очень хорошо помню этот день – день похорон, когда на улицы вышла вся Москва, когда все шли за этими тремя гробами и Патриарх Алексий на Ваганьковском кладбище провожал трех погибших. Но, увы, сегодня мы почему-то не способны на такую ответственность, хотя именно она и только она может не дать России вновь погрузиться во зло.

– Конечно. И наши воления – вот эти тысячи, миллионы волений индивидуальных людей – образуют ноосферу – так же, как и наши мысли. И «Бог и намерения целует». И если мы будем проникнуты все вот этой доброй волей, этими благородными побуждениями, этим желанием страну спасти, вытащить из ямы, – с нами Бог, и мы победим.

– Я в этом абсолютно уверен, потому что атмосфера на митингах десятилетней давности, атмосфера н встречах демократически ориентированных граждан России после смерти Галины Васильевны Старовойтовой была удивительно чистой, удивительно мягкой, удивительно доброй, открытой. Здесь не было ни озлобленности, ни ненависти, ни какого-то такого состояния, близкого к точке кипения. А именно атмосфера свидетельствует о том, Бог присутствует в этом или же дьявол.

– Да. Ну что ж, отец Георгий, спасибо вам. И мы будем и молиться, и трудиться для того, чтобы наша Родина была такой, чтобы нам было не стыдно и не обидно чувствовать себя русскими.

– Это, действительно, очень важно, и это, действительно, необходимо сегодня, потому что у нас столько богатств, у нас столько возможностей – я имею в виду богатства не материальные, а интеллектуальные и духовные, – что Россия не может стать страной, где это было, и являющейся сегодня только местом нахождения памятников, местом, где жили некогда люди. Россия не может превратиться в страну, где, как в сегодняшнем Ираке, остались от древних цивилизаций только памятники, а живет совсем другой народ, с другими идеями, с другими правителями, с другим языком… Россия не может превратиться в такую страну, о которой будут говорить: когда-то здесь жил народ Пушкина и Достоевского, когда-то здесь писал иконы Андрей Рублев.

– Для себя надо постараться. Спасибо, отец Георгий!

Беседу вел Владимир Ерохин

2.12.98

Дядя Сережа был художником. Дальний родственник моего отца, он приезжал к нам в Москву из Питера с большой папкой, в которой лежала бумага и пенал для остро наточенных карандашей. Всегда, даже в июле, в плаще, надетом поверх пиджака, и с галстуком на шее, в непременной кепке и черных ботинках. Настоящий "человек в футляре" – мнительный, безумно боявшийся простуды.

При этом, однако, он был настоящим аскетом, человеком поразительного трудолюбия и редкой честности. Рано утром уходил на этюды и возвращался домой часам к девяти вечера, уставший и счастливый. Было ему сначала семьдесят, потом – восемьдесят, наконец – девяносто, а он все работал и работал…