Георгий Чистяков - Сборник

Ясно, что мы согласиться с идеологией этих людей не можем, потому что это идеология нацистская, фашистская, бесчеловечная, я не знаю, какая еще, – как угодно ее назовите, от этого она не станет лучше. Но – это же не повод для того, чтобы их ненавидеть. И вот тут я возвращаюсь к тому, о чем уже говорил. Очень просто пожалеть и полюбить своего противника, когда он обессилен, когда он обезврежен, когда либо болен, либо сидит в тюрьме. Я, например, сегодня не чувствую никакой злобы против Ленина, потому что несколько лет назад я увидел фотографии больного Ленина в Горках. Он сидит с безумным выражением на крайне истощенном лице, беспомощный, парализованный, в инвалидном кресле, в коляске, и смотрит так жалко на вас с этой фотографии, что становится безумно больно за этого несчастного и больного человека. Вот когда я увидел эту фотографию, то я все Ленину простил. Я понял, как ему было трудно в последние годы его жизни, я его начал жалеть. Но, если я буду абсолютно честным, – и в студенческие годы, и уже будучи взрослым человеком, я к Ленину относился именно с ненавистью, а не с каким-то другим чувством. Я ничего не могу сказать о Сталине – как-то мне кажется, что сейчас Сталин умер – не только в физическом, но в каком-то метафизическом смысле, – но я никогда к нему не мог относиться хорошо и никогда не мог его жалеть. А что касается живых, ныне действующих политиков, то пожалеть их очень трудно. Ну, мне немножко жалко Макашова, потому что он настолько глуп, что его глупостью просто пользуются достаточно бесстыдно его коллеги по фракции. Что ж касается других – я их не могу пожалеть. Однако, если бы они попали в заключение как преступники, потому что ясно совершенно, что многие из них – я никого не называю поименно, но многие из них совершили преступные деяния и в августе 91-го, и в октябре 93-го годов, и занимая разные посты при советской власти и после советской власти… И кому-то можно инкриминировать подстрекательство к политическим убийствам со страниц прессы – это действительно имело место: мы читали многократно в газете «Завтра» призывы к убийству, скажем, Галины Васильевны Старовойтовой, которую в конце концов убили. Мы читали на страницах газеты «Завтра» уже после смерти Галины Васильевны заявление о том, что если бы Гайдару удалось добиться объявления государственного траура в день ее похорон, «мы бы, – говорил автор этой передовой статьи, – надели белые костюмы и пестрые шелковые платья, пошли бы танцевать и пить шампанское». Вот такие высказывания делаются в национал-коммунистической прессе. И, конечно, авторов этих высказываний пожалеть, полюбить, принять как людей, осуждая и не принимая их взгляды, очень трудно. Но, повторяю: если бы они были наказаны по закону, мы б, наверное, их жалели. Мы б даже, наверное, так же возмущались, если бы с ними кто-то плохо обходился в тюрьме, как возмущался весь мир, когда у Рудольфа Гесса, который сидел в тюрьме Шпандау, сержант американской армии, один из охранников, съел плоды на той вишне, которую Гесс выращивал, за которой он ухаживал, поливал ее… Так вот, когда этот паренек, good fellow из какой-нибудь американской глубинки, съел плоды с этой вишни, весь мир возмущался и жалел престарелого хозяина этого дерева. Но Гесс к тому времени был уже обезврежен, он был осужден, изолирован, поэтому его легко было жалеть…

И вот возникает вопрос: а что же мы можем делать для того, чтобы пожалеть этих людей, которые сегодня рвутся к власти? Я думаю, что прежде всего, для того, чтобы начать их жалеть, начать им сочувствовать, начать видеть в них людей, а не функции того механизма, который хочет задушить молодую российскую демократию, – для этого мы должны просто-напросто сказать свое НЕТ той политике, которую они проводят. Если мы снова начнем мирными и бескровными средствами заявлять о своей позиции, если на митинги будут выходить не по двести или триста человек, если на митинги вновь будут выходить миллионы, если интеллигенция вновь, как это было на рубеже восьмидесятых и девяностых годов, будет сотнями подписывать письма, в которых будет высказывать свою позицию, тогда эти люди, которые таким путем будут бескровно отстранены от власти, – они будут спасены и в нашем с вами сознании, потому что мы увидим в них несчастных людей, увидим в них людей, замороженных их идеологией, зашоренных, лишенных радости жизни, лишенных чувства реальности… Пока мы не видим в них людей, мы видим в них носителей очень страшной идеологии и проводников очень страшной политики. Поэтому задача христиан, задача православных людей, если мы не хотим, чтобы наша вера превратилась в что-то такое абсолютно непонятное, заключается в том, чтобы активно заявлять о своей социальной позиции, активно заявлять о своем неприятии диктатуры, тирании, о своем неприятии коммунистической идеологии. Мне кажется, что давно пора было бы сказать и на общецерковном уровне, что христианство и коммунистическая идеология несовместимы, что коммунистическая идеология является антиподом христианства, и что ни о каком сотрудничестве христиан и коммунистов речи быть не может.