Джидду Кришнамурти - Полёт орла

Люди меняются под воздействием новых изобретений, новых трудностей, новых теорий, новых политических ситуаций; всё это приносит с собой некоторый элемент перемены. Но мы говорим о радикальной революции в самой основе человеческого существа и о том, должна ли она произойти постепенно или мгновенно. Вчера мы рассмотрели всё, связанное с идеей постепенности и со значением удалённости, расстояния, и с временем и усилием, необходимыми для преодоления этого расстояния. И мы говорили, что хотя человек уже в течение тысячелетий и пытается измениться, но почему-то он не оказался способным измениться радикально, за исключением, возможно, одного или двух. Итак, необходимо понять, способны ли мы, каждый из нас, а значит и весь мир (ведь мир — это мы, а мы — это мир, мы и мир неразделимы), мгновенно избавиться от всех мук, гнева, ненависти и вражды, созданных нами же, от горечи, которую каждый несёт в себе. Очевидно, привкус горечи знаком каждому из нас; так может ли эта горечь — при знании всех её причин, при понимании всей её структуры, — быть уничтожена немедленно?

Мы говорили: такое возможно, только когда существует наблюдение. Когда ум способен к интенсивному наблюдению, само это наблюдение является действием, которое прекращает горечь. Мы также рассмотрели вопрос, что такое действие: может ли оно быть свободным, спонтанным, неволевым актом. Или действие всегда базируется на нашей памяти, на наших идеалах, на наших противоречиях, на нашей боли, нашей горечи и так далее? Всегда ли действие — приближение себя к идеалу, принципу, шаблону? Мы сказали, что подобное действие вовсе не является действием, потому что оно создаёт противоречие между тем, что «должно быть» и «тем, что есть». Когда у вас есть идеал, существует расстояние между тем, какой вы есть, и тем, чем вы должны быть, и расстояние это необходимо преодолеть. Это «должны быть» может занять годы или, как верят многие, потребуется перевоплощение за перевоплощением в течение множества жизней, прежде чем вы достигнете такой совершенной Утопии. Мы также говорили, что имеет место воплощение вчерашнего в сегодняшнем; независимо от того, простирается ли это вчерашнее на тысячелетия или всего лишь на двадцать четыре часа в прошлое, оно обязательно работает, если имеет место действие, основанное на разделении прошлого, настоящего и будущего. Всё это, как мы говорили, приносит противоречие, конфликт и страдание; это не действие. Действием является восприятие; само восприятие есть действие, что налицо при вашем столкновении с опасностью; тогда имеет место мгновенное, немедленное действие. Вчера мы, кажется, подошли к этой точке. Бывают также такие моменты, когда налицо глубокий кризис, вызов, великая скорбь. Тогда ум на мгновение становится необычайно тихим, он в шоке. Не знаю, наблюдали ли вы такое. Когда вы видите горную вершину вечером или ранним утром, с этим необыкновенным освещением на её склонах, с её тенями, видите эту безмерность, это великолепие, эту картину глубокого уединения, когда вы видите всё это, ум не может всего этого вместить; в это мгновение он совершенно замолкает. Но вскоре он преодолевает этот шок и начинает реагировать согласно своей обусловленности и своим личным проблемам. Так что бывают моменты, когда ум совершенно тих, но поддерживать это состояние абсолютного безмолвия он не может. Такая тишина может быть установлена шоком. Большинству из нас знакомо это состояние абсолютной тишины, вызванное сильным шоком. Шок может произойти от внешнего события случайно, или к нему можно прийти искусственно, изнутри, через серию неразрешимых вопросов, как в некоторых школах дзен, или с помощью какого-нибудь состояния, порождённого воображением, или с помощью какой-то формулы, принуждающей ум к тишине, что, несомненно, является ребяческим и несерьёзным. Мы говорим, что для ума, способного к восприятию в том смысле, о котором шла речь, само такое восприятие является действием. Для того чтобы воспринимать, ум должен быть абсолютно тихим, иначе он не способен видеть. Если я хочу слушать то, что вы говорите, — я должен слушать молча. Любое блуждание мысли, любая интерпретация сказанного вами, любое чувство сопротивления мешает реальному слушанию.

Поэтому ум, который хочет слушать, наблюдать, видеть или следить, необходимо должен быть необычайно тихим. Эта тишина не может быть вызвана каким-либо шоком или поглощённостью определённой идеей. Когда ребёнок поглощён игрушкой, он очень тих, он играет. Но в этом случае ум ребёнка захвачен игрушкой, это игрушка сделала ребёнка тихим. После приёма наркотика или применения психологического приёма также возникает чувство растворения в чём-то большем — в картине, в образе, в идеале. Это спокойствие, безмолвие ума может установиться лишь через понимание всех противоречий, искажений, обусловленности, страхов, извращений. Мы спрашиваем, могут ли все эти страхи и страдания, все замешательства быть отброшены мгновенно, немедленно, — так, что ум был бы тихим для наблюдения, для проникновения.