Александр Старостин: Матрона Московская (для младшего и среднего школьного возраста)

Случилась революция, имение Янькова было разграблено, а сам он отправился в странствование, из которого никто пока не возвращался: его расстреляли. И во многих домах в Себине появилась причудливая мебель, картины и книги на иностранных языках, хотя мало кто читал и по-русски.

“Воистину, нет пророка без чести – только в отечестве своём”, – думала Лидия Янькова словами Спасителя нашего, Которого ни во что не ставили домашние Его.

Братья Матронушки Михаил и Иван поступили в большевики, стали сельскими активистами и воевали то с единоличником, который не желал сбиваться в колхозные стаи, то с Церковью, то с Матронушкой. Присутствие в доме блаженной, которая примером собственной благочестивой жизни учила хранить веру Православную, создавало для братьев большое неудобство: они могли в любую минуту пострадать от власти, ради которой отказались от веры отцов. И Матронушка, жалея их – зрячих, здоровых, грамотных, – стала искать способа уехать. И уехала в Москву ради братьев, которых считала несчастными людьми.

Покинув дом родной и своих партийных братьев, она – слепая и беспомощная – останавливалась, где примут Христа ради. И порой попадала к хозяевам не очень хорошим. Она, подобно святым бессребреникам Косьме и Дамиану, никогда не брала платы за свои исцеления, но ей, правду надо сказать, кое-что приносили: кто хлебца, кто рыбки.

Она ежедневно принимала не менее сорока увечных и сломленных духом людей и учила спасаемых не только своими притчами и советами, но примером собственного смирения и стойкости. Ведь у неё не было ничего: ни угла, ни имущества, ни запасов, ни паспорта, ни денег, ни хлеба. Даже тот хлеб, который ей приносили, до неё не доходил. Однажды попала она к злой бабке Пелагее, которая забирала все приношения для своих многочисленных родственников и держала свою кормилицу впроголодь. А порой и поколачивала её, если была пьяна.

Матронушка у неё просит стакан воды, а та ворчит:

– Не время ещё!

Матронушка по примеру гонимых праведников только Господа благодарила за свои новые и новые испытания, крупные и мелкие, а на Пелагею даже не злилась: у этой вздорной особы жизнь тоже была не сладкая.

А то, что Матронушка порой не получала и стакана воды, никак не отражалось на её всегда ровном, добродушном и радостном настроении.

– Зачем осуждать других людей? – говорила она очередному своему гостю, который пришёл за советом и исцелением. – Каждая овечка будет подвешена за свой хвостик. Чего тебе до других хвостиков!

– Чего ты, слепая, понимаешь в овцах! – ворчала из-за перегородки пьяная Пелагея, – Тоже мне, овцевед!

– Близко и при дверях уже времена страшные, – продолжала Матронушка, не обращая внимания на шутки пьяной хозяйки. – Теперь перед вами лежит крест и хлеб. Что выберете?

– Как можно без хлеба? – возражали ей. – Вдруг у тебя самой весь хлеб отнимут?

(А ведь так оно и было!)

– А мы помолимся, возьмем земельки, скатаем шарики, снова помолимся Спасителю нашему, съедим и сыты будем.

Пелагея только посмеивалась:

– Лопай, лопай свою земельку!

– Рады мы ради Христа, Света нашего, пострадать,– говорила Матронушка. – Подаст кто кусок хлеба – спаси его Бог, а не подаст – да благословенно Имя Господне!

И видела в алчной Пелагее чуть ли не посланца Божия, присланного ей ради исполнения заповеди: “Возлюбите врагов ваших”. И любила её, и никогда никому не жаловалась, что её обижают, как не жаловалась на своих обидчиц в детстве.

Как Матронушка, беспаспортная бродяжка, избегала ареста, объяснить невозможно.

Однажды “добрые” люди донесли “куда следует” о бабке, к которой валом валит подозрительный народ. Незамедлительно явился милиционер.

– Нарушаем паспортный режим, – сказал он. – Велено тебя арестовать.

– Иди скорее домой – у тебя несчастье, – ответила ему Матронушка.

– Ты мне голову не морочь, старая. Я должен тебя доставить в отделение, а там решат, что с тобой делать.

– Беги скорее. Слепая от тебя никуда не денется. Я сижу на постели, никуда не хожу.

Милиционер задумался: вдруг правда? А слепая и в самом деле никуда не убежит.

И поехал домой на милицейской машине – благо, что недалеко, – а в доме и в самом деле несчастье: пока он требовал у слепой бабки несуществующий паспорт, взорвался примус, и жена его обгорела.

Милиционер на служебной машине мгновенно доставил пострадавшую жену в больницу, и доктор сказал ему: