Новоселов - Письма к друзьям

Вторая рукопись, как я сказал, не имеет заглавия. Она может быть названа "Братским увещанием прельщаемых "общей исповедью"". Привожу текст полностью.

II.

"Остановитесь, православные люди, идущие на так называемую "общую исповедь"! Не поддавайтесь вражьему обольщению, подменяющему святое, строгое, воистину спасительное таинство покаяния нервным взвинчиванием, сентиментальными воздыханиями и сладким, погибельным самообманом получения по дешевой цене подступа к страшным Тайнам Господним!

Петроградские пастыри, на общем собрании, единодушно и решительно отвергли "общую исповедь".

"Так называемая "общая исповедь", - пишет профессор Петроградской Духовной Академии протоиерей Налимов, - не имеет никакого отношения к таинству покаяния... она разрешения ни от каких грехов не дает, является не заменою исповеди, а полною отменою исповеди пред причащением и всецело оставляет на совести каждого участника ее полную ответственность перед Господом непосредственно за достойное или недостойное принятие Его Тела и Крови" {65} .

Итак, разрешение грехов, возвещаемое иереем на "общей исповеди", не имеет силы и является обманом (может быть, бессознательным) со стороны священника и самообманом со стороны пасомых, воображающих, будто они истинно исповедались и действительно получили разрешение своих прегрешений.

Не обольщайтесь, братие: Бог поругаем не бывает (Гал.6:7). Не полагайтесь на очистительное действие истерических воплей или замирающих трелей проповедников и руководителей поддельной исповеди, а с трезвенным вниманием ума и тихою, покаянною молитвою сердца ищите истинного пути очищения лукавой совести у пастырей, пекущихся, по примеру и завету Пастыреначальника-Христа, о каждой овце особо. Со страхом и трепетом свое спасение содевайте (Флп.2:12) узким путем многотрудной для совести, но спасительной для души частной исповеди, а не через широкие, но обманчивые врата общей, - устремляясь в Царствие Божие... Аминь.

Первая седмица Великого поста 1922 года."

Вижу, что письмо мое выходит чрезмерно длинным, и в то же время не могу остановиться: слишком важна тема и слишком бередит она сердце.

Дорогие мои! Отнеситесь с возможной серьезностью к этому серьезнейшему вопросу и не позволяйте себе и в малой степени, даже мыслию, не то что делом, погрешать против святого таинства. Держитесь твердо следующего правила: если где практикуется "общая исповедь" как законченное в себе таинство, а не как только подготовка к серьезной частной исповеди (что надлежит весьма приветствовать), там поругана величайшая святыня, долженствующая соединять нас с телом Церкви [8].

Мне очень хотелось сделать некоторые выписки о таинстве исповеди из творений блаж. Симеона, архиеп. Солунского, но это слишком бы удлинило мое и без того непомерно растянувшееся письмо. В следующем письме предполагаю вернуться к вопросу о Церкви. Если оно выйдет покороче, я, может быть, присоединю к нему в качестве "приложения" упомянутые выдержки из блаж. Симеона.

Мир вам, дорогие! Молитесь обо мне грешном! Любящий вас и молитвенно памятующий брат о Господе...

День св. муч. Татианы и св. Саввы архиеп. Сербского.

12 января 1923 года.

P.S. Очень рекомендую вам прочитать и продумать "Чин исповедания", помещаемый в "Требнике" {66} . Он многому вас научит.

20 января 1923 г.

Дорогие друзья мои!

Я обещал вам в нынешнем (4-м) письме вернуться к вопросу о Церкви, но и на этот раз изменяю свое намерение и хочу говорить опять о таинстве, но не о таинстве исповеди, о котором шла речь в предыдущем письме, а о величайшем таинстве Евхаристии. Как и прошлый раз, я вынуждаюсь к отмене предположенной темы некоей рукописью, находящейся в моих руках и затрагивающей вопрос неизмеримой важности. Рукопись эта - "отношение" (так называет ее сам автор) одного иерея к своему архипастырю. Но "отношение" это совершенно особого рода: это скорее исповедь смущенной верующей души, мучительно ищущей разрешения своих тяжких недоумений, чем обычное, деловое "отношение".

Читая эту "исповедь", прежде всего поражаешься тем обстоятельством, что захолустный батюшка с мукой останавливается перед фактом, мимо которого спокойно и равнодушно, во всяком случае, не возвышая голос (как делает этот безвестный служитель алтаря), проходили и проходят сотни столичных иереев (не говоря о множестве провинциальных). Очевидно, их многоученая иерейская совесть далеко не так живо реагирует на то явление, которое повергает в величайшее смущение провинциального батюшку - отца Гавриила. По крайней мере, в их среде не слышно было такого вопля, какой исторгся из груди автора лежащей предо мною рукописи. Правда, в Москве, в одном частном доме, был прочитан доклад на тему, которая составляет предмет настоящего письма, но, несмотря на авторитетное имя лектора, практические последствия чтения были, по-видимому, ничтожны...