Петр Минин: Мистицизм и его природа

исключительным , захватывающим всё поле сознания мистика и поглощающим все силы его души, нередко и самое сознание. На этой ступени ум безмолвствует, воля парализуется, нервная система находится в анормальном состоянии, тело замирает в полной неподвижности. Но, согласно нашей задаче, нас интересует не столько эта объективная сторона экстаза, сколько внутренняя, субъективная сторона. Основная тенденция мистического опыта как такового пред нами выступит, когда мы рассмотрим, что представляют собой феномены мистической жизни в том виде, в каком они открываются сознанию мистика, и какой смысл соединяют с ними сами мистики. Рассматриваемый с этой, субъективной, стороны, экстаз представляет своеобразную форму сознания, отличительной чертой которой, по свидетельству всех мистиков, является чувство непосредственного ощущения Божества . Это внутреннее, мистическое богоощущение составляет основной факт жизни мистика. Оно сообщает тон этой жизни и является базисом всех мистических переживаний. На почве этого факта внутреннего опыта развивается вера в непосредственные откровения, принимающие нередко характер видений, ощущение таинственного озарения, полного уничтожения или превращения личности. Но последняя цель мистика – не в этих феноменах его внутренней жизни, а в достижении полного единения с Божеством, которое (единение) понимается им, или, точнее, непосредственно ощущается , как единение реальное и настолько существенное , что он говорит о нём как о полном погружении своего "я" в божественное "я", как о слиянии человеческого духа с божественным. В этом состоянии нет более ни субъекта, ни объекта, но непосредственное овладение Бога душою и души Богом, овладение, наполняющее душу мистика бесконечным и неизреченным чувством блаженства, переходящим в чувство восторга [2].

Таковы наиболее существенные черты экстаза. Из сказанного нетрудно видеть, что мистицизм, в своей основе, есть не учение, даже не вера, в общепринятом смысле слова, а внутреннее переживание, опыт. Можно сказать, он весь и без остатка конденсируется в этом опыте, своеобразном, невыразимом при помощи слов и понятий. Кто не знаком с этим опытом, кто не производил его и не переживал, тот не мистик. В этом случае совершенно справедливо путь мистической жизни называют путём опытного богопознания . Но значение внутреннего опыта не может игнорировать и религия. Иначе она превратится, в лучшем случае, в отвлечённую доктрину; в безжизненную философему, в худшем – в пустое обрядоверие, бездушный формализм. "Религиозный" человек так же, как и мистик, верит в непосредственное, благодатное общение с Божеством, обращается к Нему с внутренней, умной молитвой, переживает ряд более или менее сильных эмоций и в моменты религиозного вдохновения достигает вершин чисто мистических парений духа. Таким образом, поскольку религия и мистицизм как на последнее основание опираются на внутренний опыт, религия – мистична и мистицизм – религиозен [3]. И это соприкосновение их настолько значительно, что некоторые исследователи всё различие между ними сводят к различию интенсивности силы переживаемого состояния, а не к разнородности качества его [III]. В этом, конечно, много справедливого. Однако и здесь можно указать черты расхождения, или, по крайней мере, несовпадения между опытом мистика и просто верующего человека. И мистик, и человек религиозный последнюю цель своего внутреннего опыта полагают в возможно более тесном общении и соединении с Божеством. Но мистик, стремясь к этой цели, понимает её в смысле полного отождествления своего "я" с Божественным "Я": в своём опыте он переживает это единение как мистическое слияние двух природ , двух существ – человеческого существа и божеского – в одно существо; при таком слиянии уже трудно вести речь о сохранении человеком своей индивидуальности, своей личности: она вся растворяется в божеском самосознании. Религиозный человек, стремясь к той же цели, не теряет сознания своей личности и того бесконечного расстояния, которое отделяет его "я" от божественного "Я". Каких бы высоких ступеней религиозной жизни он ни достигал, в какой бы близости к Божеству ни стоял, своё общение с Божеством он мыслит как нравственное общение двух воль , как моральный союз двух личностей – одной бесконечно великой, нисходящей к человеку, другой бесконечно малой, но не теряющейся и не уничтожающейся в величии первой. Первое общение есть, таким образом, религиозно-мистическое, второе – религиозно-нравственное. И как бы ни было трудно указать наличие особенностей каждого из отмеченных нами видов богообщения в отдельном, конкретном опыте, всё-таки мы думаем, что если должна быть проведена грань, отделяющая религиозную жизнь мистика от религиозной жизни просто верующего человека, её нужно искать в только что указанном направлении. Но различие между мистицизмом и религией выступит пред нами ещё более, если мы будем рассматривать эти явления в целом их виде, в совокупности всех их особенностей. Здесь, прежде всего, чрезвычайно важно обратить внимание на следующее обстоятельство. В то время как религиозный человек в своей духовной жизни стремится базироваться всегда на историческом откровении, – действительном (в христианстве) или только предполагаемом (в других религиях), и сохраняет связь с догматами, традициями и культом своей религии, – мистик этому внешнему откровению предпочитает непосредственные откровения своего опыта и обыкновенно отрицательно относится как к вероучению своей религии, так и вообще ко всей "внешней" религиозности. При этом, в зависимости от того, удастся ли ему так или иначе согласовать авторитет своих откровений с требованиями положительной религии, или нет, – он или сохраняет связь с ней, или порывает её. Далее, религия, находя своё существенное выражение в вероучении и культе, реализуется в известных религиозно-культурных ценностях; её учение и культ, передаваясь от поколения к поколению, составляет достояние истории. Мистицизм, как мы сказали, весь, или почти весь, уходит внутрь себя и почти без остатка разрешается во внутренние переживания, правда, весьма интенсивные, но в тоже время весьма субъективные, т. е. имеющие значение только для самого мистика. Действуя не только на отдельные личности, но и на общество, религия имеет социальный характер; мистицизм, замыкаясь внутрь себя, представляет типичную форму индивидуального религиозного чувства. Таким образом, религия и мистицизм – понятия, перекрещивающиеся в своём объёме. Одной стороной мистицизм уходит, так сказать, в самую сердцевину религии, а другой обнаруживает тенденцию стать в оппозиционное отношение к ней, образовать "религию" в религии. И если мистицизм не всегда порывает связь с религией, то этим он бывает обязан, главным образом, железной дисциплине своих последователей.

Читать дальше