Плач третьей птицы

Аргументы сильные, но устоять на них трудно, а уж возрасти вряд ли кому удается: у монашествующих эгоцентризм трансформируется в культ здоровья; некоторые постоянно от чего-нибудь лечатся диетами, капельницами, таблетками, гимнастиками, ухаживают за собой, холят и лелеют тело, ужасаются грядущей старости, беспокоятся о внешности: ах, растолстела… на прямой пробор мне не идет… как я плохо выгляжу; но которая жалеет, что очи посинели и плоть увяла, не будет обрадована бесстрастием [510].

Опорой целомудрия может стать лишь единственность любви – к Богу и свободное, добровольное, сознательное избрание в спутники жизни не мужа и жены, а Христа, с верой в этот союз как живой, плодотворный и вечный; а путь к нему очень тесен, так что и двух, идущих вместе, не вмещает [511].

Превысший дар Создателя вселенной,

Его щедроте больше всех сродни

И для Него же самый драгоценный, -

Свобода воли, коей искони

Разумные создания причастны

Без исключенья все, и лишь они.

Кто не знает о необходимости блаженного, приснопамятного, преподобного послушания: златые крыла, краткий путь, беспечалие в бедах, беструдное оправдание, бесстрашие пред лицом смерти, безбедное плавание, путешествие спящих! [513]. То и дело слышатся излюбленные церковным жаргоном заклинания: смирение, терпение, отсечение воли, ничего не объясняющая риторика, иногда вызывающая резко негативную реакцию: «как только слышу слово послушание , во мне от ненависти всё переворачивается» [514]. Вряд ли выпалившая это удостоилась похвалы за откровенность; в той же книге поминаются изгнанные из обители, впавшие в прелесть, потому что не смирялись и не отсекали волю.

Выходит, отсечь волю раз плюнуть, стоит только захотеть; преподобный Иоанн Кассиан, заимствуя правила тавеннских обителей, где один авва легко управлял пятью тысячами братьев, сетовал: у нас так покоряться не могут и на короткое время; V век, цветущая пора монашества. А мы, путая дисциплинарное принуждение с аскетическим выбором, норовим подменить труды и муки убедительной терминологией и выдать желаемое за действительное.

Требовать послушания все равно что требовать незамедлительной святости; начальство, ради удобства управления, жаждет безропотного подчинения, как в армии, наказывая сотнями поклонов, раздеванием, т.е. лишением монашеской одежды, ссылкой на коровник [515]; начальство спешит, не желая нести свой крест долготерпения и молитвы в ожидании милости Божией, располагающей насельников уразуметь и стяжать истинное послушание – по собственной разумной воле, а не из повиновения, вынужденного страхом.

Когда-то католические ордена, соревнуясь один с другим в выработке послушания, изобретали методы самые фантастические: предписывали ходить задом, совсем не спать, считать звезды на небе и листья на деревьях, здоровому принимать лекарства; у иезуитов требовалось стать покорным как вьючное и подъяремное животное, как болван (каменный божок) и палка. Ангельчик Франциск Ассизский в случае отказа исполнять его волю стращал замуравливанием в стену и, пишут, однажды выполнил угрозу; между прочим, именно он изобрел изысканное испытание, ставшее образцом и каноном для приверженцев слепого послушания: благословение сажать капусту вверх корнями [516].

Благочинная известного большого монастыря однажды вскользь пригрозила: не можешь – научим, не хочешь – заставим; конечно, она не ведала, что этим лозунгом часто орудовал незабвенный товарищ Сталин, но тем страшнее. В том, не новооткрытом, монастыре доходило, рассказывают, до тёмных [517], устраиваемых начальству: сильно сжатая пружина имеет тенденцию адекватно распрямляться; бунт иногда берет начало в железной дисциплине.

Даже Лествичник, не нам чета, прославляя идеал и восхищаясь достижениями Исидора, Лаврентия, Аввакира, Македония, оценивал «жестокий, прискорбный, исповеднический» подвиг послушания в эмоционально отрицательных терминах: добровольное рабство, умерщвление души, самонасилие, кровавое понуждение; он не зря подчеркивал различие преуспеяний: и в его время совсем не многие оказывались носителями сей прекрасной добродетели, требующей, кроме героического мужества, тонкой рассудительности и осторожности [518].

Послушание – тело любви [519]; не повелевающее предписание, а деятельное выражение доверия Христу, готовности к служению и жертве; отвержение воли падшего естества позволяет выйти за пределы собственного эгоизма, увидеть ближнего, принять божественный призыв полюбить брата [520]; а тогда, если мы слышим Его, Господь увеличивает Свое присутствие в человеке [521]; открывается возможность богопознания, приближения к Нему, чего же еще желать!