Плач третьей птицы

В начале 90-х годов, когда под угрозой разрыва с отечеством происходил исход из ставших зарубежными монастырей, выезжала в Россию одна послушница; таскали и таскали ее нажитый за десять лет скарб: коробки, узлы, связки книг, чемоданы; две пожилые монахини напряженно наблюдали, провожая каждый тюк пристальным взглядом; «ну, и у нас есть», вздохнув, уронила одна из стариц; «но не стольки», недовольно возразила другая на родном белорусском наречии.

Вообще-то женские монашеские стяжания ничтожны, предел мечтаний – теплый пуховичок, оренбургский платок, часыRomanson, рекламируемые знаменитой актрисой, а так больше по мелочи, тряпочки, занавесочки, бельишко поприличней из пожертвований; но владелица этого барахла, уезжая, приделывает на дверцы шкафа ушки и вешает амбарный замок.

У мужчин запросы серьезнее; даже на идеальном для нас Афоне повсюду снуют джипы-внедорожники, сверкают черепичными крышами по-над морем белоснежные дворцы, то бишь кельи, разумеется со всеми мыслимыми современными удобствами; какой-то дикей пять раз переделывал туалет, пока не достиг совершенства [534].

Но если католический орден в Хорватии демонстративно отвергает мерседесы, ауди и BMW , провозглашая, в ущерб престижу и комфорту, предпочтение машин среднего класса, язык всё же не поворачивается объявить этих францисканцев возлюбившими нищету Христову. Прав преподобный Марк Подвижник, обличая скрытое сребролюбие монахов: мы хуже тех, которые приобрели большое богатство, потому что предаемся страстям с некоторой хитростью, как бы желая утаиться от Бога, ибо, не скопляя золота, собираем маловажные вещи; если же вздумаем оставить наслаждение приобретениями, то не во избежание лихоимства, а как бы гнушаясь их [535].

Тот морально устойчивый юноша, который отошел от Христа, пожалев, в стихотворении Олеси Николаевой, «расставаться с сабелькой из Эфеса, и с камзолом бархатным с алой лентой, и с пером на шляпе, и с крепким перстнем», печалился конечно не о побрякушках, а о твердой почве под ногами. Все мы независимость и уверенность в завтрашнем дне отождествляем с имением, пускай небольшим: квартира, прописка, денежки в банке; иногда роль опоры во внешнем мире играют сущие пустяки вроде фамильных золотых часов, обреченных старцем на истолчение в металлической ступе [536], или шерстяного коврика, приговоренного схимонахиней Ардалионой к истреблению посредством ножниц [537]. Святитель Григорий Палама замечает: стяжаний вожделевают отнюдь не от бедности; напротив, чувство бедности возникает от ненасытности; сама же страсть от безумия; разве не безумен не верующий в Божественное промышление и опирающийся надеждой своей на богатство [538].

Апостол недаром видит в сребролюбии корень всех зол [539]; с того самого приятного для глаз и вожделенного [540]райского фрукта, сорванного без необходимости, не от голода или другой природной потребности, а из тщеславия, сладострастия и любопытства, растет и укрепляется неукротимый навык присвоить, поглотить, прибрать к рукам. Диавол, хорошо зная эту слабость, пытался использовать ее, искушая Человека Христа: все три сатанинские предложения сулят обладание: насущным хлебом, законами природы и всеми царствами земли.

В отступничестве от Бога человечество настолько продвинулось по пути благоденствия и прогресса, что большинству людей алчность, накопительство, корысть сегодня кажутся естественным, нормальным, единственно приемлемым способом существования; протестантизм возвел на степень идеала добропорядочного буржуа, считающего приумножение капитала весьма почтенной целью и едва ли не гражданским долгом.

На всех направлениях жизнедеятельности нами управляет хватательный инстинкт: например, стремятся в институты, но добывают диплом, а не знания; стоит ли надрываться, усваивая трудные лекции, штудируя учебники и пытаясь родить оригинальные идеи; чтобы сдать сессию, достаточно готовых конспектов и вызубренных билетов.

Метод чтения также отмечен печатью потребления: заглатывается лишь сюжет, внутреннее усилие с целью постичь глубину замысла, художественную манеру и своеобразный стиль писателя заведомо исключается; классики нужны уходящему поколению, большинство выбирает современных авторов, учитывающих запросы масс.

Никого не обогащает так называемая «роскошь человеческого общения», потому что каждый озабочен доказать собственное мнение и положить противника на лопатки; какая истина может рождаться в спорах неспособных слушать [541]; чтобы беседовать, надобен бескорыстный интерес к чужому мнению.