Нирмала рассказывала о своем страхе смерти, о том, как это может быть мучительно и больно. Ей приснилось около двадцати кошмаров о том, как на нее нападают какие-то ужасные существа. Она пугалась таких снов. Я брала ее за руку и рассказывала о защите, которую нам дает Кришна. Несколько раз она говорила мне: «Если мне придется оставаться в таком состоянии все время, то я бы предпочла умереть прямо сейчас. Не хочу, чтобы это продолжалось три года или десять лет. Даже если я смогу подняться и пересесть в инвалидную коляску, все равно, мне до конца жизни нужна будет сиделка. Или я могу вернуться в семью. Знаю, они будут обо мне заботиться, но я этого не хочу. Лучше мне поскорее умереть. Я совсем запуталась. Я одновременно хочу и сражаться за жизнь, и умереть. Надеюсь, что смогу оставить тело умиротворенно, без большого смятения. Лишь немного боли, и все».
Мы говорили о материальных желаниях и о том, как она стала по-настоящему отреченной. «Я вынуждена. Кришна все у меня отнял. Даже если я поправлюсь, у меня никак не получится наслаждаться так, как раньше. Я вижу всю иллюзорность этого. Ведь все это лишь страдания. Больше ничего в этом нет. А я так крепко придерживалась телесного представления о жизни». Я ей сказала, что какие бы желания у нее ни оставались, можно гораздо лучше их удовлетворить в новом теле, и что она привыкнет к своему новому окружению и семье. Я сказала ей, что она начнет ходить спустя лишь год (обычно в этом возрасте дети начинают ходить) и девять месяцев (в чреве матери). И напомнила ей, что она может даже отправиться в духовный мир, что может готовиться и к этому. Она ответила, «Нет, я не готова. Может быть, я приму рождение в семье брахманов». А спустя еще две недели, 1 февраля, она сказала, что готова уходить. Я спросила: «Домой, к Богу?» И она сказала: «Да. Но я не хочу быть гопи. А то все хотят быть либо гопи, либо пастушком, но мне кажется, это не мое служение. Я буду пылью или украшением на Кришне. Я чувствую себя пылинкой. Я буду свидетельницей игр Кришны в лесу».
Мы поговорили с ней о безмерной удаче, что мы обрели милость Шрилы Прабхупады, и о том, как пуста была бы жизнь без трансцендентного знания, которое он нам дал в своих книгах. Она была благодарна за возможность открыто обсуждать смерть, страхи и привязанности. На следующее утро она благодарила меня и говорила, что это ей очень помогло. «Ты не знаешь, как сильно я тебя люблю. Какие-то люди умеют слушать, другие хорошие рассказчики, но у тебя получается хорошо и то, и другое. Ты и слушаешь, и говоришь, когда это необходимо».
За две недели до своего ухода она начала путать свои внешние и внутренние ощущения. Она переживала: «Что же происходит? Что-то не так. Я схожу с ума». Ее сознание несколько помутилось, и то, что ей снилось или виделось, она начинала принимать за реальность. И время тоже она воспринимала по-другому. Ей казалось, что то, что случилось неделю или две назад, произошло только что. Однажды я зашла к ней в комнату, а она меня начала благодарить: «Спасибо тебе за ту милую картину, что ты мне сегодня подарила». «Какую еще картину?» — удивилась я. «Картину, на которой Господь Чайтанья и Господь Нрисимхадев». «Ничего я тебе такого не дарила». «Нет, дарила». Нирмала должна была остаться правой, и так оно и было, ведь для нее не было разницы. В другой раз она спросила Маникундалу: «А я была во Вриндаване?»
Ей все труднее становилось поддерживать разговор. Понимая, что на неделе она вряд ли сможет много говорить, я напомнила ей 14 февраля, утром, что сегодня день бесплатных звонков, и она может позвонить своим друзьям и семье. Она получала от них большую поддержку и часто говорила с ними по телефону. Позже я снова напомнила ей о том, что сегодня пятница — день бесплатных звонков, но она уже не могла понять, о чем я говорю. Через несколько минут она спросила меня: «Мне что, нужно на Вайкунтху звонить?» Я удивилась: «У тебя есть друг с таким именем, или ты имеешь в виду духовный мир?» «Духовный мир, — ответила она, — ты так настойчиво твердишь мне про эти бесплатные звонки, так мне что, надо на Вайкунтху звонить?» Я заволновалась и сказала ей: «Ага, а вот и номер: Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе Харе Рама Харе Рама Рама Рама Харе Харе».
Нирмала проявляла такое потрясающее терпение. Иногда она показывала свою боль (когда я ее об этом просила), но совсем редко. «О Боже мой, Боже мой! Как все болит! Боже мой, эта боль сводит меня с ума! Как только ты перестаешь массажировать, все начинает болеть». Я видела эту боль на ее лице, но она почти не жаловалась. Когда же она собиралась уходить, она полностью замкнулась эмоционально. Она говорила: «Подойди ко мне и сядь рядом, возьми мою руку. Я хочу говорить, но не могу. Я хочу плакать, но не могу. Спасибо за то, что разговариваешь со мной и говоришь мне добрые слова. У меня больше ничего нет».
Читать дальше