Здесь необходимо отметить, что другой возможной интерпретацией слов "таким человеком" (ст. 5) может быть отнесение слова "таким" к определенному опыту апостола Павла, а не к конкретному человеку. Таким образом, мы получим: "Таким опытом могу хвалиться, собою же не похвалюсь".
Подробный анализ метонимии и синекдохи с примерами употребления этих фигур речи в тексте НЗ см. в работе Бикмана [Beekman 1967b].
Этот пример еще раз иллюстрирует тот факт, что определенное понятие (в данном случае — "иудеи") может в зависимости от контекста иметь несколько значений, образованных по ассоциативному принципу.
Ниже перечислены некоторые новозаветные места, где смысл местоимения "все" трактуется по — разному различными богословскими школами: Рим 11:26, 32; 2 Кор 5:14–15; 1 Тим 2:4, 6.
Вот почему гиперболу часто путают с синекдохой. Поскольку обе эти фигуры основаны на одних и тех же отношениях, очень трудно провести четкую границу между ними. Скорее всего, там, где имеет место элемент явного пре увеличения ради художественного эффекта, можно говорить о гиперболе.
Эта фигура речи не имеет особого названия, поскольку, во — первых, она довольно редко встречается в Новом Завете, а, во — вторых, исследователи не пришли к единому мнению по поводу того, каким термином ее назвать. Летний Лингвистический Институт использует термин "гипобола" однако он не встречается в словарях.
Несколько раз в Новом Завете вместо глагола "умирать" употребляется глагол "уснуть" (например, в Ин 11:11). Этот эвфемизм в греческом языке восходит еще ко временам Гомера и основывается на метафоре, которая предполагает наличие некоторого сходства между сном и смертью, поскольку и то и другое внешне имеет общие черты (состояние покоя). Можно обнаружить и другие подобные метафоры, которые составляют исключение, поскольку в их основе лежат не ассоциативные отношения, а наличие общего семантического компонента.
Хотелось бы отметить, что в этой главе мы ограничим наше исследование рассмотрением метафоры в ее контексте и покажем, каким образом она связана с прямым значением слова. Поскольку сам контекст подсказывает то метафорическое значение, которое хотел передать автор, мы попытаемся показать ту основу, на которой слово может употребляться в новом контексте в переносном значении.
Нарушение правил лексической сочетаемости представляет собой объединение в одно словосочетание двух или более семантически несовместимых слов. См. подробнее рассмотрение вопроса о лексической сочетаемости в гл. 11.
На поверхности два выражения: "X подобен Y" и "Y подобен X" представляются эквивалентными. Оба выражения сопоставляют X и Y, утверждая, что в каком — то пункте они сходны. Однако в контексте в первом выражении X представляет собой сюжет, a Y — образ, а во втором — наоборот. Это является причиной возникновения некоторых проблем при переводе. Поэтому, анализируя сравнение, важно правильно определить сюжет.
Это пример того, как в процессе перевода познается единство Св. Писания. Когда необходимо сделать имплицитную информацию эксплицитной, следует избегать появления противоречия с каким — то другим стихом, в котором по какому — то другому поводу та же информация формулируется эксплицитно.
Альтернативной точкой зрения является рассмотрение выражений "алчущие и жаждущие", "идти против рожна" и "украшение" не в качестве составной части образа, а в качестве точки подобия между темой и подразумеваемым образом. Поскольку точка подобия должна быть приложима как к теме, так и к образу и поскольку указанные выражения не в равной мере сочетаются как с тем, так и с другим, мы сочли за лучшее рассматривать указанные выражения в качестве составной части образа. К тому же, такая альтернативная интерпретация ввела бы в поле нашего внимания элемент, не встречающийся в других метафорах и сравнениях, — подразумеваемый образ.
Отметим, что между символом и референтом имеется двусторонняя связь, обозначенная пунктирной линией. Не только символ вызывает в сознании мысль о референте, но референт также может вызывать в сознании мысль о символе.
В связи с этим выводом интересно отметить, что в словаре Бауэре/Аланда при анализе образного употребления слова sarx в Посланиях апостола Павла (см. Bauer/Aland 1988, col. 1489) делается следующее утверждение: "Но для Эпикура sarx является носителем греховных чувств и желаний, а равно средством чувственного наслаждения…" На с. xiv вводного материала к вышеупомянутому словарю Эпикур отнесен ко времени "ок. 300 лет до P. X." Как кажется, это утверждение предполагает, что указанное фигуральное употребление слова sarx было распространено в языке в течении значительного периода времени и представляло собою застывшую фигуру речи.
Читать дальше