Н Познанский - Заговоры; Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

После обзора общеславянских заговоров Мансикка приходит к заключению, что все их содержание либо евангельского, либо апокрифического характера. Отдельные мотивы общи всем народам, стоящим под влиянием Византии. Иногда же они распространены по всей Европе, как напр., "Встреча со злом", "Христос-пахарь", "Пастухи-апостолы". Это поразительное сходство объясняется предположением, что они были уже в лечебника , первоначально писавшихся большею частью по-латыни, в ранние века христианства *203. Большую роль играл при этом требник. "Роль требника заключалась еще в том, что он, как предпочтительное средство "против всевозможных болезней", представлял подробн й перечень частей тела, подверженных воздействия диавола. Предположение, что заклинание и церковная молитва существовали независимо друг от друга, недоказуемо, к тому же мы знаем, что духовенство в прежние времена занималось врачеванием болезни среди народа при помощи находившихся в их распоряжении средств и таким образом предоставляло народу возможность познакомиться с тайнами требника и лечебника" *204. Что касается специально русских заговоров, то и их содержание все объясняется чисто христианской символикой. Обращение к востоку, постоянно упоминающееся в заговорах, связано с тем, что на востоке, в стране земной жизни Христа, сконцентрированы все важнейшие христианские воспоминания. "Синее море" также указывает на восток *205. Остров Буян символ Голгофы *206. Алатырь престол Божий *207. Под дубом на океане надо разуметь крестное древо, поднявшееся из греховного житейского моря. Терновый куст - купина неопалимая *208. Чистое поле - святое поле, где Христос ходил *209. Если в заговор упоминается существо женское, то это всегда почти оказывается Б. Матерь, мужское - Христос. О превращениях Богородицы я уже говорил. Христос терпит их не менее. То он является в образе мертвеца *210. То ходит просто, как безымянный человек. То даже им олицетворяется сама болезнь *211 и т.д.

Как образец толкований частных случаев, я приведу следующее. У Романова есть заговор, содержащий такое место: "Стоиць хатка на куриной ножцы, а у тэй хатцы старая бабка, хлеб запекала и рабу Б. Гришку кро замувляла, молодзика, всхода и потповно" *212. Мансикка сопоставляет с ним **следующий немецкий заговор: Es giengen drei Jungfrauen uber Land, sie tragen ein Stuck Brot in der Hand, die eine sprach: wir wollens zerteilen und zerschneiden; die dritte s rach: wir wollen NN. Kuh ihr Rot damit vertreiben. И говорит: "Хотя мы и не станем утверждать, что обе формулы зависят друг от друга, однако общая им черта, хлеб в некотором отношении к Марии, существует. И, чтобы понять эту мысль, мы по обыкновению, заглянем в христианскую символику. Там символически хлебом означается либо сам Христос, "хлеб жизни", либо его тело, как Св. Тайны. Эта пища, благодаря Марии, трапезе, qua nascitur ecclesia, выпала на долю всего человечества. Отсюда - ее роль при раз еле и печении хлеба" *213. Отсюда уже недалеко и до того, чтобы найти в заговорах и изображение таинства евхаристии. И действительно, в одном немецком заговоре от рожи Мансикка видит в красном хлебе, разрезаемом красным ножом, указание на евхаристию жертвенную смерть на Голгофе *214. И в классическом 2-м мерзебургском заговоре оказываются не германские боги, а Христос и евангельские жены, только переряженные германскими богами *215.

Зачем же потребовался такой маскарад, проходящий через всю заговорную литературу? Кто его придумал? Автор, как будто, и сам не отдает себе полного отчета в этом. Раньше он утверждал, что языческий элемент поникал в заговоры благодаря невежеству народа, не умудренного символикой и принимавшего ее за чистую монету По поводу же мерзебургского заговора заявляет, что само духовенство, из рук которого он вышел, по разным основаниям перерядило Христа в Вотана *216. Какие же это основания? Ответ находим только в коротенькой заметке, в примечании. "Либо для того, чт бы введением незнакомых имен скрыть тайну и покоящуюся на ней силу молитвы, либо, чтобы избежать употребления святых имен в тайных заклинаниях" *217. Оставляя в стороне всю беспочвенность такого предположения, укажу на одно только обстоятельство. Мерзебургский заговор - врачебный. Следовательно, для духовенства здесь не было никакого запретного. Zauberspruch (заклинание) всегда лечило молитвами и заклинаниями. А имена христианских святых, напротив, вводились в заговоры, как сами по себе могучие средства ротив всякой нечисти, и не было смысла заменять их "погаными" языческими именами. Так в конце концов и не выяснилось, где символика, и где "язычество", и кто все так перепутал. В статье о русских заговорах, помещенной в "Живой Старине" за 1909 г., Мансикка высказывает точно такие же взгляды, как и в упомянутом труде (Мансикка В. Представители злого начала в русских заговорах // Живая старина, 1909,вып.4, отд.1,с.3-30).