Джеймс Кугел - Как быть евреем

Ю.Л.Ясно…

Д.Д.Но самое трудное во всем этом — почувствовать особый дух мидраш агада. Для мудрецов библейский текст — нечто определенное, установленное, тогда как наши собственные интерпретации и разъяснения имеют относительную ценность: «Что ж, это одно из возможных объяснений…» (Я говорю сейчас об Агаде. Что касается Алахи, то здесь требовались ясные и четкие формулировки, поэтому мудрецы опирались на многовековые устные традиции.) Конечно, и Агада опиралась на древние традиции, но при этом не возникало необходимости раз и навсегда определять значение необычного слова в истории про Йосефа или объяснять повторы в речи Авраама. Поэтому сборники мидрашей часто включают три-четыре параллельные толкования одного и того же места, как бы предлагая читателю: «Выбирай сам».

Надеюсь, ты понял из моего рассказа еще одну необычную вещь: мидраш сконцентрирован на очень конкретных деталях. Обычно в нем разъясняется один-единственный стих, а не весь рассказ, но, даже когда тема мидраша — весь рассказ, она раскрывается через тот или иной стих. В этом и состоит различие между мидрашем и прочими формами интерпретации. Фактически чаще всего речь идет даже не о стихе, а о какой-то необычной конструкции его предложений, явно излишних деталях или повторах. Например, что касается предписания, которое мы уже обсуждали — «Не мсти и не храни злобы на сынов народа твоего», — мудрецы сочли: не может одна и та же мысль быть выражена в разных терминах и второй запрет предназначен не для того, чтобы заострить внимание на первом.

Ю.Л.А почему?

Д.Д.Именно так «работает» интерпретация мудрецов: все, что есть в Торе, всякая своеобразная деталь чему-то научит [2] В книге: насучит . И, предполагая это, мидраш, естественно, выявляет много вещей, требующих объяснения. Пока же скажу тебе следующее (пусть это и звучит несколько иронично): предполагая, что каждая деталь важна, мидраш нередко отвечает на вопросы, которые тебе и в голову не пришли бы. Или он посвящен решению «проблем», не представляющих никакой проблематичности. Иными словами, обычно главу читают с начала до конца; мы следим, как раскрывается ее основная тема или сосредоточиваемся на включенных в нее мицвот. И это доступно без всяких комментариев. Задача же комментариев в том, чтобы ты задержался и обратил внимание на мельчайшие детали: почему стоит это слово, а не то? Что общего между двумя отрывками и в чем их отличие? Хотя подобные вопросы специально не задают — если только комментаторы заранее не подготовили хороший ответ.

Ю.Л.Как и о различии между «местью» и «злобой»?..

Д.Д.Точно. Или еще один пример, из главы на эту неделю: из самого первого стиха мы узнаем о Корахе. Нам становится известно его имя, имена его отца, деда, прадеда и т. д. — мы получаем самую полную информацию. Но внезапно генеалогическое древо прерывается. Это тем более удивительно, что стоило только упомянуть в списке предков еще одно поколение — и генеалогия привела бы нас к самому Яакову, великому прапрадеду Кораха.

Ю.Л.Так почему же не упомянули?

Д.Д.Именно этот вопрос и задавали мидрашисты — а я уже говорил, такие вопросы никогда не ставили, если на них не было готового ответа. В данном случае они считали, что ответ надо искать в других стихах Торы — точнее, совсем в другой книге, Берешит (Бытие). В конце этой книги рассказано, как Яаков перед смертью по очереди благословлял всех своих сыновей. Но когда очередь дошла до Шимона и Леви, он произнес слова, звучащие явным диссонансом по отношению ко всем предыдущим: «В совет их да не войдет душа моя, с сонмом их не единись, честь моя!» Улавливаешь?

Ю.Л.Нет…

Д.Д.Рассуди, что подразумевал Яаков? Ясно, что эти сыновья чем-то вызвали его недовольство: «В совет их да не войдет душа моя, с сонмом их не единись, честь моя!» Он не желал их больше видеть? Вряд ли. И наши мудрецы поняли эти слова как намек на потомков Шимона и Леви (последние слова Яакова содержат пророческое видение; ему была известна судьба потомков). А в случае Леви — по крайней мере, так считают наши мудрецы — он предвидел, что через четыре поколения родится мальчик по имени Корах, который восстанет против Моше. Предвидя будущее, Яаков и сказал: «С сонмом их не единись, честь моя!» То есть он дает понять, что никак не принимает и не одобряет бунт своих потомков, и не хочет, чтобы его имя, «честь моя», отождествлялось с бунтом — хотя задолго до того времени он умрет. Из уважения к его пожеланиям Тора прослеживает генеалогию Кораха до Леви, но не до Яакова, отца Леви.