Фредерик Фаррар - Жизнь Исуса Христа

Но это еще не все. Иисус не только набросил тень на главные основания их наружной религии, но преподавал народу такое учение, которое подрывало весь их авторитет, которое клонилось к тому, чтобы доказать крайнее ничтожество их воображаемой мудрости. Несмотря на беспрестанные нападки, фарисеи и законники встречали всегда полное отражение и должны были отходить побежденными, так что и в этом случае Иисус, оставив их, как безнадежных, обратился к народу, от которого они добивались себе почтения, как к богам, и высказал эти кроткие, но сильные слова:

Слушайте Меня все и разумейте! Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека.

Такое выражение глубоко оскорбляло фарисеев. Порицая вообще левитское пристрастие ко всему обрядовому, оно чудилось им погребальным звоном для бесконечного множества произвольных обрядов. Ученики не замедлили передать Ему о негодовании, возбужденном Его словами, потому что такие речи отнимали у господствующей секты большую долю народного уважения. Но ответ Иисуса выражал полное равнодушие к земному осуждению и совершенную преданность единственно суду Божию.

Всякое растение, которое не Отец мой небесный насадил, искоренится. Оставьте их: они сильные вожди слепых; и если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму [369] Матф. 15, 13–20. .

Немного позже, когда они были уже в доме и одни, Петр решился спросить объяснения слов, на которые обращено было особенное внимание народа. Иисус кротко упрекнул недостаток соображения своих апостолов, но разъяснил им глубокое значение этого выражения, что пища только укрепляет материальный состав человека, но не входит в Его сердце, или, другими словами, касается только его реального существования, из человеческого же сердца исходят злые помыслы, убийства, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления.

Злые думы подобны небольшому ручью, который обращается в стремительный, всеразрушающий поток.

Сие оскверняет человека, а есть неумытыми руками не оскверняет человека.

Но прежде чем Иисус успел укрыться от злобы врагов и удалиться на время в языческие страны для покоя, которого Он уже не мог найти ни на богатых полях, ни на зеленых холмах Геннисарета, наступал день более сильной, более опасной, более личной безжалостной вражды, — день явного окончательного разрыва между Ним и шпионами фарисейскими из Иерусалима. Немного дней и в Его многострадальной жизни было проведено так, как тот, который мы будем описывать.

Во время пребывания своего в одном из городов, бывших главною местностью Его учения в Галилее» Иисус, на раннем рассвете, углубился в уединенную молитву [370] Лук. 11, 1-13. . Ученики, увидя, что Он стоял воздевши взоры к небесам (по восточным обычаям молитва совершается стоя, а не коленопреклоненно), остановились в почтительном отдалении, но, когда моление кончилось, подошли с просьбой научить их молиться, как Иоанн научил своих учеников. Взглянув снисходительно на их просьбу, Он научил их тому краткому, бесподобному прошению, которое с той поры стало драгоценнейшим наследием каждой христианской литургии и образцом, по которому составлены все наши лучшие и наиболее принятые молитвы. Он уже произнес ее при Нагорной проповеди, но мы должны быть глубоко признательны за вопрос учеников, вследствие которого здесь передал Он эту молитву отдельно и в более ярком свете. Некоторые ее положения могли, как бы в зародыше, существовать среди многообразных еврейских молитв, потому что сходны с выражениями, находящимися в Талмуде [371] Gfrorer Iarhund. desHeils, II, 169. , и нет причины предполагать их заимствованными туда от христиан. Но до Него никогда все лучшее и чистейшее в народных молитвах не было собрано таким образом в одно возвышенное, ни с чем несравнимое прошение, которое соединяет в себе все, что сердце человеческое, просвещенное Духом Божиим, может найти необходимым для удовлетворения самых задушевных желаний. В этом соединении любви и почтения, с которым эта молитва учит нас приближаться к нашему небесному Отцу, — в этом духовном направлении, которое указывает нам искать прежде всего суда Божия и Его справедливости, — в этом духе общего милосердия и всепрощения, который она вперяет, — в этой проведенной от начала до конца форме множественного числа, которая явно показывает, что себялюбие должно быть положительно и навсегда удалено из наших прошений и что ни один человек не может обращаться к Богу как к Отцу, не проникнувшись мыслью, что самые злейшие враги его тоже дети Божии, — в этом важном обстоятельстве, что из всех семи прошений только одно заключает просьбу о земном благословении, в самом простейшем его виде, — в этих приемах, при которых устраняются всякие повторения и странные самоистязания, какими многие думали необходимо умилостивлять Бога, — даже в этой неподражаемой краткости, которая доказывает, как нежелательна Богу молитва, которая бы стала бременем и тягостью, — во всем этом видно, что молитва эта есть сокращенное Евангелие, есть перл молитв.