Дина Лазарчук - Мифы и предания Древнего Рима

Фабии дрались неустрашимо, дерзость их и чувство превосходства над противником от победы к победе только росли. Этруски же нарочно стали Фабиям поддаваться: при виде немногочисленного их войска крестьяне бросали поля, а вооруженные отряды обращались в притворное бегство. Так Фабии поверили в полную собственную непобедимость и поплатились за это.

С берега Кремеры заметили римляне пасущееся в полях стадо и помчались к нему, не обращая внимания на видневшиеся кое-где отряды этрусских воинов. Полагая, что при приближении Фабиев этруски, как всегда, кинутся врассыпную, Фабии беспечно ворвались на поле и стали ловить разбегающийся скот. Тут-то со всех сторон налетел на римлян враг: засвистели дротики, взметнулись копья, и вот уже отряд Фабиев окружили со всех сторон.

Поняв, что этрусков значительно больше, Фабии перестали беспорядочно отбиваться от смыкающего кольцо врага, построились клином и стали прорываться наружу. Сумев пробиться сквозь ряды этрусков, Фабии вышли на пологий холм, где удобно было обороняться, и даже откинули врага, но и впрямь многократно превосходили их числом этруски, так что часть их обошла холм и ударила римлянам с тыла. Все Фабии, кроме одного, погибли в той жестокой битве. Из трехсот шести человек уцелел один лишь юноша, от которого впоследствии возродился благородный род Фабиев, давший Риму еще немало знаменитых воинов и полководцев, в числе которых знаменитый Фабий Кунктатор, спасший Рим от полчищ Ганнибала.

В память о гибели Фабиев день их последней битвы – 18 июля 477 г. до н. э. римляне провозгласили «черным» днем календаря, и улицу, по которой Фабии шли к Карментальским воротам, прозвали «Несчастливой». Этруски же из Вей, воодушевленные победой, сумели разбить и консульское войско и даже заняли на время Яникул, так что самоотверженная гибель Фабиев сослужила Риму недобрую службу.

С годами борьба между патрициями и плебеями становилась все ожесточеннее и переросла в открытое противостояние. Тогда-то народный трибун Гай Терентилий Гарса, пользуясь временным отсутствием в городе консулов, открыто выступил против консульской власти, которая казалось ему еще хуже власти царей – ведь вместо одного человека свою волю народу теперь диктовали двое. Чтобы власть консулов отныне не была так безмерна, Терентилий предложил составить закон о консульской власти и ограничить ее только теми правами, которые консулам давал бы народ.

Патриции громким возмущением встретили предложение Терентилия, и среди них особо яростно протестовал юноша по имени Цезон Квинкций из знатного и богатого рода, известный своими ораторскими способностями и воинской славой. Нередко под предводительством Цезона патриции силой выталкивали с форума народных трибунов, возмущавших толпу, и не допускали голосования по закону Терентилия. Неудивительно, что вскоре имя Цезона в народе стали ненавидеть.

Многие опешили от такого открытого и наглого противостояния, среди трибунов не растерялся только Авл Вергиний, который вызвал Цезона на суд, обвинив его в нападениях на плебеев. Обвинение ничуть не смутило Цезона – напротив, распалило его, а Авл Вергиний не стремился его усмирить и не торопил суд. Цезон, раздразненный народным трибуном, вел себя все необдуманнее, и скоро ему стали приписывать даже те дерзкие поступки, которых юноша не совершал.

Когда народ полностью уверился в вине Цезона, подошло и время суда. Спохватившись, он вызвал на суд всех близких ему людей, уважаемых в государстве, в том числе и бывших консулов, которые произнесли в защиту Цезона немало пламенных слов, вспоминая его воинские заслуги и верность Риму, но было уже поздно. Даже отец Цезона Луций Квинкций по прозвищу «Цинциннат», крайне уважаемый человек, моливший простить сыну прегрешения молодости в память о честном имени его рода, не растрогал толпу. Все их свидетельства для граждан не стоили ничего в сравнении с обвинительной речью бывшего трибуна Марка Вольсция Фиктора.

Фиктор рассказал, как однажды шел по улице вместе со старшим братом, недавно оправившимся от болезни, и наткнулся на шайку знатных юношей. Между ними завязалась ссора, и Цезон ударил брата Фиктора, еще слабого после недуга, так что тот свалился на землю. Едва живого, брата на руках отнесли домой, где он вскоре и скончался, по всей видимости, от этого удара. Негодующая толпа едва не растерзала Цезона после таких обвинений, хотя, они, как утверждают, были несправедливы. На самом деле историю эту Фиктор выдумал: несчастный брат его, заболев, вовсе не поправлялся и скончался после нескольких месяцев страданий, так и не поднявшись с постели, а сам Цезон в то время и вовсе находился в военном лагере. Но выяснилось все это много позже, а пока что судьи сочили обвинения Фиктора более чем достаточными.