Сборник статей - Русское богословие в европейском контексте. С. Н. Булгаков и западная религиозно-философская мысль

Мне видится здесь еще один смысл «трагедии философии». Это трагедия непонимания, разделившего мыслителей русского Ренессанса. Они сделали, что могли, оставив нам незабвенные уроки. Сумеем ли, успеем ли мы усвоить их?

История русской философии, как целостный феномен, сегодня во многом еще terra incognita. И хотя попытки выстраивания «магистральной линии», поиски «основного вопроса», интеллектуальных истоков и оснований русской философской мысли предпринимались исследователями неоднократно, мы все еще находимся в самом начале пути. Между тем вопрос о том, как возможна русская философская традиция, не просто актуален сегодня, но приобретает черты злободневности. И дело не только в том, что обращение к истории русской философии открывает новые методологические возможности историко-философских исследований и значительно расширяет культурно-исторический горизонт философских и гуманитарных поисков, но еще и в том, что это обращение может реально способствовать выработке духовно-исторических ориентиров современной России.

Один из возможных способов современного вхождения в русскую философскую традицию начала ХХ века – рациональная реконструкция социокультурной реальности русской философской сферы разговора. «Когда в важные минуты мы собираемся вместе, – говорил Андрей Белый, открывая заседание, посвященное памяти Александра Блока, – мы собираемся не для словесности; не спорить, обмениваться отвлеченными взглядами мы собираемся; мы собираемся для какого-то совместного дела. Что значит со-мыслить, сочувствовать, со-волить? Это значит прийти к какому-то смыслу;.соединить наши импульсы, чувства и мысли как узнания наших переживаний в сознании. Со-знание – есть действительность, нами творимая – результат действия мысли, воли и чувства.» [575]. На мой взгляд, в подобных констатациях не только рационально выражается один из главных содержательных компонентов русской философской мысли, представленный в дискуссиях о «соборном» сознании, но и становится очевидной характерная особенность русской философской традиции – экзистенциальная направленность на общение. Эта особенность проявляется не только в манере философствования, в техниках рассуждений, в способах организации текстов русских мыслителей, но и кристаллизуется в «сфере разговора», т. е. в реальной практике общения, в коммуникативных актах, запечатленных в архивных материалах (письмах, записях бесед), внутри которых традиционные модели истории русской философии приобретают несколько иной смысл.

В этой статье речь пойдет о возможных предметных сферах «разговора» Сергея Булгакова и Густава Шпета. Они общались в одних и тех же культурно-философских и литературных объединениях и хорошо знали друг друга еще с киевских философских бесед у Л. И. Шестова. В архиве сохранилось письменное подтверждение их киевского общения. Булгаков пишет: «Многоуважаемый Густав Густавович. Не знаю, считаете ли Вы возможным примкнуть к общей программе газеты «Народ», направление которой должно быть для Вас ясно на основании нашего разговора и характеризуется, в известном смысле, не только христианской этикой, но и догматом. В случае утвердительного ответа, позвольте включить Вас в список сотрудников. Простите, что обращаюсь письменно – некогда. С. Булгаков. Прошу немедленно ответить» [576]. «Разговор» Булгакова и Шпета продолжился и в московский период их жизни. Он мог состояться и в Литературно-художественном кружке у В. Я. Брюсова, и в издательстве «Мусагет» (как об этом свидетельствует А. Белый [577]), и в более поздний период в Вольной академии духовной культуры. Но я не могу здесь входить в детали реальных событий их общения. Это тема глубокого перекрестного анализа архивов Булгакова и Шпета и отдельного содержательного историко-философского исследования.

Анализ «разговора» Булгакова и Шпета – это еще и анализ содержания историко-культурной реальности. Он приводит нас к основаниям исторической эпохи, к ее духовным элементам, к структурным составляющим сферы разговора философского сообщества начала ХХ века, к тематическим точкам, в которых «разговор» возможен. Существование тематической сферы разговора обосновано и философскими текстами, и архивными документами: я нахожу те или иные высказывания в архивных документах и составляю их в одну разговорную ткань. В результате перекрестного анализа архивов мы получаем те духовные элементы культуры, темы, сюжеты: реальность культурной жизни, в которую затем и следовало бы погрузить произведения, опубликованные самими авторами.