Сборник статей - Русское богословие в европейском контексте. С. Н. Булгаков и западная религиозно-философская мысль

Задача, таким образом, состояла в том, чтобы создать новое (третье) измерение в христианском сознании, которому соответствовало бы христианское осмысление «правды социализма» и прав человека.

Важно отметить, что «Союз христианской политики» должен был быть открыт всем людям (в том числе и не христианам), разделяющим идею христианской политики [854]. С. Булгаков предостерегал предполагаемый «Союз христианской политики» от возможности клерикализации, борьбы за собственные групповые интересы, печальный пример чего он видел в немецкой христианской партии «Zentrum».

По поручению патриарха Тихона С. Булгаков выступил на Первом Всероссийском съезде духовенства и мирян (2.06.1917) на тему: «Церковь и демократия». В послеэйфорийной атмосфере февральской революции С. Булгаков, рассматривая демократию в социально-техническом смысле в должной соподчиненности высшей Истине, о которой свидетельствует Церковь, предостерегал в своей речи от абсолютизации демократических методов, от идолопоклонства перед новой демократией.

В своем докладе «Об отношении Церкви к государству» на Поместном соборе Православной российской церкви (1917) С. Булгаков, вопреки своим прежним высказываниям, выступил против отделения церкви от государства. «Такое требование подобно желанию, чтобы солнце не светило, а огонь не согревал». Он полагал, что «государство Российское, если оно не хочет отрывать себя от духовных и исторических своих корней, само должно охранять первенствующее положение Православной Церкви в России».

Начиная с 1918 г. прот. Сергий Булгаков, ощутив бесперспективность идей христианского социализма в России, отходит от «мирских» тем, но не изменяет своим теоретическим взглядам на христианский социализм до последних своих дней.

В одной из своих поздних книг «Православие» он писал: «Пророки Израиля имели в составе своей проповеди социальные мотивы, поэтому в них не без основания видят ранних провозвестников социального христианства на ветхозаветной основе». «В православном предании, в творениях вселенских учителей церкви (свв. Василий Великий, Иоанн Златоуст и др.) мы имеем совершенно достаточное основание для положительного отношения к социализму, понимаемому в самом общем смысле, как отрицание системы эксплуатации, спекуляции, корысти». Русский социализм оказался безбожным и богоборческим. «Однако возможен иной, так сказать, свободный и демократический социализм, и, думается нам, его не миновать истории. И для православия нет никаких причин ему (свободному и демократическому социализму. – В. Н.) противодействовать, напротив, он является исполнением заповеди любви в социальной жизни».

Важно, что прот. С. Булгаков связывает развитие такого социального христианства с пророческим служением. «Речь идет о большем, даже неизмеримо большем, нежели “христианский социализм” в разных его видах, как он существует во многих странах. Речь идет о новом лике христианства общественного, о новом образе церковности и творчества церковного социального; то, что ныне называется социализмом, есть только один из внешних прообразов того изобилия даров, которые содержит в себе Церковь. Да, и христианство имеет свою социальную и коммунистическую “утопию”, которая совершится здесь на земле, и имя ей на языке ветхозаветных и новозаветных пророчеств есть Царствие Божие, которое принадлежит в полноте своей будущему веку, но явлено будет – во свидетельство истины – еще здесь, на земле». Но «православие не может себя связать ни с каким из существующих классов, как таковым (хотя это и хотят ему навязать справа и слева). Христианство стоит выше классов с их ограниченностью и эгоизмом. Еще меньше оно может быть связано с какой-либо одной определенной системой хозяйственной организации, для каждой из которых существует историческая очередь».

Для С. Булгакова самоочевидны следующие два положения.

«Первое положение состоит в том, что православие не стоит на страже частной собственности как таковой, даже в той степени, в какой это делает католическая Церковь, видящая в ней установление “естественного права” (Энциклика Папы Льва XIII “Rerum Novarum” и др.). Частная собственность есть исторический институт, который все время меняется в своих очертаниях, как и в своем социальном значении, и ни один из образов ее существования не имеет самодовлеющего, пребывающего значения.

Второе положение состоит в том, что православие не может защищать капиталистической системы хозяйства как таковой, ибо она основана на эксплуатации наемного труда, хотя и может до времени мириться с ним ввиду его заслуг в поднятии производительности труда и его общей производственной энергии. Но есть одна высшая ценность, при свете которой и нужно давать сравнительную расценку разных хозяйственных форм. Это есть свобода личности, правовая и хозяйственная. И наилучшей из хозяйственных форм, как бы она ни называлась и какую бы комбинацию капитализма и социализма, частной и общественной собственности она ни представляла, является та, которая наиболее обеспечивает для данного состояния личную свободу как от природной бедности, так и от социальной неволи. Поэтому в своих суждениях о хозяйственных формах и отношении к ним православие исторично. Это есть область релятивизма средств, при неизменности цели».