Array Сборник статей - Неоязычество на просторах Евразии

В этом отношении особенно показателен пример караимов Крыма, часть которых во главе с их лидером Полкановым готова отказаться от караимизма (разновидности иудаизма) в пользу древнетюркских языческих представлений. В последние годы Полканов всеми силами стремится сконструировать местную версию тенгрианства и уже ввел ритуальное поклонение священному дубу, которое с недавних пор ежегодно совершается многими крымскими караимами в Чуфут-Кале [377].

Еще один вариант становления национальной религии в неоязыческой оправе – возрождение бурханизма на Алтае. Как известно, бурханизм возник в 1904 г. как реакция на массовую крестьянскую колонизацию и вытеснение алтайцев с их исконных земель, на конкуренцию со стороны русских купцов и быстрые социально-экономические изменения [378]. Еще до революции алтайские националисты, грезившие о «возрождении Ойротского царства», пытались на него опираться, хотя и не совсем успешно. В советское время бурханизм практически исчез, но возродился на рубеже 1980-1990-х гг., когда его в своих целях использовало алтайское национальное движение. Возрождение бурханизма произошло не без влияния рерихианцев, которые начали посещать Алтай в 1970-е гг., а с конца 1980-х гг. хлынули туда бурным потоком. Современный бурханизм, подобно своему предшественнику, представляет собой довольно эклектическое учение и по-разному трактуется разными деятелями. Например, Далай-Лама признает в нем «алтайский буддизм», но сами алтайские интеллектуалы, особенно те, кто учился в Москве и знает о традиционной культуре только по литературным источникам, считают его исконной «тюркской монотеистической религией» – тенгрианством. В любом случае в последние годы на Алтае переиздаются дореволюционные бурханистские тексты, которые используются для формирования национальной идеи и национального сознания среди алтайцев [379]. Как исконный, так и современный бурханизм некоторые авторы предлагают рассматривать как реакцию населения на серьезные кризисные явления в обществе, в частности попытку разрешить кризис идентичности в условиях взаимопроникновения разных этнических и политических культур [!147!] .

Ожидается, что демонстрация такого рода «языческой» практики придаст соответствующим группам необходимую историческую глубину и станет неопровержимым аргументом в пользу их автохтонного статуса. А это повлечет за собой и искомые политические права, и привилегии. Следовательно, данные примеры особенно ясно показывают, как и при каких обстоятельствах неоязычество может служить национальной идее.

Таким образом, своим становлением и распространением на постсоветском пространстве неоязычество обязано прежде всего росту местных националистических настроений, направленных на защиту традиционных культур от нивелирующего эффекта модернизации. При этом модернизация отождествляется с Мировым Злом и представляется в конкретном этническом обличии, в виде некоего могущественного народа, который целенаправленно подавляет и поглощает местную культуру. Поэтому все неоязыческие идеологии в той или иной степени содержат антиколониальный заряд, не лишенный изрядной доли ксенофобии.

Другим важным элементом неоязычества являются его экологические ориентации, борьба за охрану и восстановление естественной окружающей среды, спасение природы от разрушительного воздействия современной индустрии. Вместе с тем борьба за чистоту природы нередко плавно перетекает в борьбу за «чистоту крови», а «экология культуры» оказывается новой формой расизма в духе новых правых. Любопытно, что в русском и украинском неоязычестве экологические установки находят выражение в полном отрицании практики кровавых жертвоприношений, тогда как в поволжском, осетинском и абхазском неоязычестве, гораздо более близком к традиционным моделям, жертвоприношения животных составляют неотъемлемую часть ритуала.

Одним из моментов экологических ориентаций современного неоязычества служит пропаганда «здорового образа жизни» и акцент на народную непрофессиональную медицину, основанную на использовании лечебных трав, заговоров, медитации и т. д. В частности, в этот комплекс входят и различные воинские упражнения и ритуалы, особенно популярные у русских неоязычников.

В современном неоязычестве следует отчетливо выделять два разных потока – книжное по сути, умозрительное неоязычество, искусственно создаваемое городской интеллигенцией, давно утерявшей связь с традиционной культурой, и языческое движение, возрождающееся в селе, где нередко можно проследить непрерывную линию преемственности, идущую из глубин народной культуры. Первое, безусловно, господствует у русских, украинцев, белорусов, литовцев, латышей и армян, где можно смело говорить об «изобретении традиции». У народов Поволжья, осетин и абхазов наблюдается более сложная картина, здесь обе тенденции весьма своеобразно взаимодействуют и пересекаются.