Array Сборник статей - Неоязычество на просторах Евразии

Однако в латышском фольклоре связь образов Диевса и Мары почти всегда инспирирована народным прочтением христианства: в текстах, где они оба фигурируют, обычно есть сквозной сюжет с явным влиянием христианства. Сам образ Мары представляет собой, вероятно, соединение нескольких языческих культов и культа Пресвятой Девы Марии. В обоих случаях – и с Диевсом/Богом (лат. Deos), и с Марой/ Марией произошло наложение по меньшей мере двух (местной, языческой и привнесенной, христианской) культовых традиций, причем это происходило на фоне совпадения корней имен собственных священных персонажей.

Э. Брастыньш пишет, что во власти Мары находится вся телесная жизнь вселенной, живая и неживая природа. «Мара это Земля или Материя, со всеми ее разнообразными силами и видами, поэтому и землю в наших народных сочинениях называют землей Мары» (Ц, 32). Заметим, что понятие «земля Мары» (Maras zeme) двояко в латышской культуре. Так была названа Ливония («земля, посвященная Пресвятой Деве Марии») в конце XII – начале XIII вв. немецкими католическими миссионерами, но так называют и кладбищенскую, могильную землю, которая часто фигурирует в колдовских заклинаниях, заговорах, и соответствующих им магических обрядах.

Брастыньш, делая еще одно отступление от первоначального постулата о «монотеизме» диевтурибы, пишет: «Вся арийская религия построена на двойственности (дуализме): Небесный Отец и Земная Мать» (Ц, 32). Связь латышской Мары с Пресвятой Девой он не отрицает, но толкует ее весьма своеобразно: «При введении христианской веры Материя была отдана Сатане, и на земле воцарился ад. Так, Маре пришлось воспринять иные обманные формы, стать католической Марией, чтобы сохраниться в людском почитании» (Ц, 32). В этом замечании есть доля истины, но, будучи синкретическим, образ Мары все же сильно преобразовался и во многом представляет собой летонизированный христианский культ.

Согласно Э. Брастыньшу, Мара имеет бесчисленное количество имен или прозвищ (pavārdi) – Мать Воды, Мать Моря, Мать Леса, Мать Молока, Мать Могилы, Мать Велей (духов усопших), Мать Чумы и прочие. В качестве всеохватывающих он называет следующие: Небесная Мать, Мать Природы и Мать Людей. Реконструируя единую богиню, которая как будто скрывается за всеми этими именами, Брастыньш приводит параллели женских богинь у египтян (Исида), греков (Деметра), германцев (Фрейя) и других народов. По его мнению, Мара является их латышским аналогом.

Все предметы имеют своих «матерей». Если Диевс у латышей по Брастыньшу всегда благ, то Мара – «милая» и «святая». Мара – Мать, подательница жизни и ее «взращивательница» (aukletāja). Эпитет «милая» (mīļa – «милая, дорогая, любимая») связан с любовью, а «святая» (svēta) первоначально означало «белая», «чистая», «сияющая». Мара связана со всеми предметами, в особенности с домашним скотом, богатством, покровительствует женщинам, она – подательница плодородия. «Однако временами Мара, как и Лайме, может оказываться злой для людей. В особенности это происходит тогда, когда надо умирать, потому что Мара требует у души обратно данное ей тело» (Ц, 35). Так называемые календарные «дни Мары» – важнейшие Богородичные праздники. До появления в Латвии христианства, кроме «пятничного вечера», по-видимому, не существовало других календарных праздников, в ходе которых почитали Мару (единственным исключением могут быть зимние святки, но и это только гипотетично).

В отличие от Диевса и Лаймы, Мару можно видеть и слышать: все, что человек воспринимает с помощью органов чувств, обладает сущностью Мары.

Согласно диевтурибе, Диевс, Лайма и Мара – единственные божества в настоящем смысле этого слова, и латыши обращались к ним, призывали их. В борьбе со злыми силами люди призывают Диевса и Лайму, а также используют заговоры и предметы – обереги с охранительными знаками (в том числе крестом [194]).

Особый раздел «Церокслиса» посвящен космологическим представлениям диевтурибы. Мир (pasaule) Э. Брастыньш толкует как «все, что находится под солнцем» (viss, kas zem saules). «Насколько распространяется солнечный свет, настолько широк Мир. Теперь мы знаем, что потоку света нет конца, что Мир бесконечен. Это нас пугает, потому что сознание не в силах вообразить бесконечность, в которой дали простираются на миллионы световых лет. Но в ограниченной повседневности мы называем Миром нашу матушку Землю с ее небесами, людьми, существами. Как бесконечный, так и конечный Мир в конце концов это сам Диевс и его Творение (Laidums) в образах Лайме и Мары» (Ц, 51). По Брастыньшу, мир (pasaule) поделен на две части: «Этот» (šī pasaule) и «Тот» (vinsaule), которые пронизывают друг друга (ir iemerktas viens otra), и их взаимодействие особенно отчетливо видно на живых существах.