Ольга Клюкина - Святые в истории. Жития святых в новом формате. XVI-XIX века

Филарету исполнилось тридцать лет – а он уже был архимандритом, настоятелем крупного монастыря, ректором академии, профессором, имел августейшие награды.

«Филарет за свои дела и заслуги, самые обыкновенные, получил награды самые необыкновенные и самым необыкновенным образом: будучи архимандритом, получил архиерейскую панагию, украшенную бриллиантами; будучи также в сане архимандрита, получил орден Св. Владимира 2-й степени, не имев прежде никаких орденов», – напишет в своих воспоминаниях бывший семинарский учитель, филолог и профессор Петербургского университета Я. В. Толмачев, один из недоброжелателей Филарета.

Были и другие завистники, считавшие его «холодным», высокомерным, незаслуженно обласканным властями.

«Попросите мне у Бога сил или помощи в немощах и терпения… Что еще сказать Вам? Мы живем в веке превращений и нечаянностей.» – напишет Филарет отцу, сообщая новость о назначении ректором.

В должности ректора Санкт-Петербургской духовной академии Филарет находился в течение семи лет. Он преподавал и сам писал учебники, вносил изменения в программу преподаваемых дисциплин, одновременно решая огромное количество организационных вопросов.

Еще в свою бытность учителем семинарии он писал отцу, что не нашел книги, которая могла бы служить классической для преподавания: «Посему я почитаю нужным уроки означенных предметов писать для студентов, так чтобы из них со временем составилось Сокращение истории и древностей церковных».

Теперь он составил для супруги императора Александра I Елизаветы Алексеевны «Изложение разности между восточною и западною Церковью», сочинение «О нравственных причинах неимоверных успехов наших в отечественной войне», введение к книгам Ветхого Завета, стараясь привести знания по церковно-библейской истории в стройную систему.

Позднее, в 1823 году, появится знаменитый труд Филарета «Христианский катехизис православной кафолической восточной греко-российской Церкви», по которой в XIX веке будет обучаться вере вся русская молодежь.

Он по-прежнему много выступает публично – все и везде хотят услышать проповеди Филарета, этого нового российского Златоуста.

О его ораторском таланте можно судить на примере речи, сказанной в день памяти Преподобного Сергия Радонежского: «Кто покажет мне малый деревянный храм, на котором в первый раз наречено здесь имя Пресвятой Троицы?

Вошел бы я в него на всенощное бдение, когда в нем, с треском и дымом, горящая лучина светит чтению и пению, но сердца молящихся горят тише и яснее свечей, и пламень их досягает до неба, и Ангелы их восходят и нисходят в пламени их жертвы духовной… Отворите мне дверь тесной келии, чтобы я мог вздохнуть ее воздухом, который трепетал от гласа молитв и воздыханий Преподобного Сергия, который орошен дождем слез его.»

В своих вдохновенных, поэтических проповедях Филарет был вровень со своим просвещенным веком – временем Пушкина, расцвета поэзии, русской классической литературы.

Сам Филарет спокойно относился к славе первого русского проповедника: лучше бы они послушали «молчания Исаакиева, которое, без сомнения, поучительнее моего слова».

После вторжения французских войск на территорию России в июне 1812 года Филарета вызвал к себе митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Амвросий (Подобедов) и попросил: «Напиши слово, как бы воззвание к народу, для расположения его к защите отечества, помощи ему кто чем может!» Пламенное воззвание нужно было написать уже к завтрашней литургии. Филарет написал и сам произнес эту речь в Александро-Невской Лавре, где в числе его слушателей были влиятельные государственные деятели Михаил Михайлович Сперанский и Александр Николаевич

Голицын. Их одобрительный отзыв о патриотической речи дошел и до императора.

30 ноября архимандрит Филарет совершил богослужение в храме Святого Духа, домовой церкви князя А. Н. Голицына, на котором лично присутствовал император Александр I.

Прошло всего три года после прибытия в Петербург, а Филарет уже был принят в высшие круги петербургского общества. Странно было теперь вспоминать о самой первой встрече с обер-прокурором Голицыным, с которым теперь его связывала дружба и многие общие дела. Она произошла на маскараде, когда князь Голицын был наряжен в странный костюм домино и представленный ему Филарет едва ответил на поклон и поспешил отойти в сторону.

«Каким же неуклюжим дикарем показался тогда я ему!» – молвил как-то с усмешкой владыка, вспоминая о первой встрече своей с Голицыным. «Что он должен был подумать обо мне? И теперь смешно, как придет на память мое неведение светских условий, мое недоумение при взгляде на его домино, мое неловкое от него удаление. Я совсем растерялся в этом шуме и суматохе. Да и как мне было знать, что домино есть принадлежность маскарадов, о которых я не слыхивал… Смешон я был тогда в глазах членов Синода. Так я и остался чудаком» (из воспоминаний Н. В. Сушкова).