Христа Пелитев - Индюшка с бриллиантами (Сборник юмористических рассказов)

— Как?! — изумился я. — Да ведь он же не может быть больше ботинка…

— Ботинок стоит в Британском музее, а та, что здесь, — настоящий верблюд и сжирает по полкоровы в день. Я уже боюсь, как бы в один прекрасный день она не сожрала и детей.

— Ну, скажешь тоже, — возразил я. — Собака — лучший друг человека.

— Посмотрим, — покачала головой жена. — Мне во всяком случае не очень верится в то, что ты говоришь.

Ситуация осложнилась.

Ввиду своих крупных габаритов собака спала в нашей единственной комнате, дети — на кухне, а я — на балконе.

Все мои сбережения растаяли за двадцать дней. Мокасин не страдал отсутствием аппетита, и я боялся, как бы он не посягнул на детей.

Когда мы выводили его на прогулку, люди от испуга падали в обморок еще до того, как собака игриво успевала лизнуть их в нос.

Хотя Мокасин вымахал будь здоров, у него было умственное развитие щенка. Он воровал у соседей обувь и таскал ее домой — это была его любимая игра. Причем прятал он все в самых неожиданных местах, и когда я категорически отрицал, что в нашей квартире есть чужая обувь, после тщательной проверки в гардеробе, в холодильнике или в хлебнице вдруг обнаруживались чьи-то туфли. Из-за этого меня стали таскать по товарищеским судам, которые по целым вечерам занимались моей особой и таким образом в известной мере возобновили забытую в последнее время деятельность.

Против меня были настроены все соседи — как только какой- нибудь ребенок, заигравшись, опаздывал домой, в квартиру врывалась заплаканная мамаша, а за ее спиной с охотничьим ружьем в руках маячил отец, и оба обвиняли Мокасина в самом страшном преступлении.

Напрасно я пытался убедить их, что, несмотря на великанские размеры, это просто щенок, которому всего-навсего хочется поиграть, и что им движут самые невинные и дружеские мотивы, и вообще собака — лучший друг человека.

Ночами я тайком рыскал по чужим дворам, возвращая украденные собакой башмаки: днем я прятал их, дабы они не попались на глаза членам общественной комиссии, часто посещавшей нас с проверкой.

Жена не выдержала первой и заявила, что я должен выбирать: или она и дети, или собака.

— Ты же знаешь, — хладнокровно сказал я, — что от этой собаки зависит, получим ли мы квартиру. Петров пообещал нам свое содействие. Еще год назад.

— Меня это не интересует, — упрямо стояла на своем жена.

— Ну ладно, продам я ее, сделают из ее шкуры барабан или, может, ботинки, что нам это даст? — убеждал я ее. — Так и будем всю жизнь маяться в одной комнате? А ведь дети растут…

Она заплакала.

— Мы не можем выбросить подарок Петрова, — сказал я. — Слезы здесь не помогут. Нужно терпение.

Вытерпели мы всего месяц.

Потом, чтобы как-то выйти из положения, я написал директору Британского музея письмо, в котором сообщал, что являюсь собственником собаки такой-то породы с такими-то размерами и во имя науки и культурного сотрудничества между нашими странами готов подарить ее музею. Совершенно безвозмездно, при одном лишь условии — чтобы под восковой фигурой была надпись: «Передана в дар Петровым».

Я надеялся, что Петрову будет лестно узнать, что его собака будет выставлена в одном из залов Британского музея.

Вскоре я получил ответ.

«Дорогой сэр! — сообщалось в нем. — Имеем честь уведомить Вас, что мы бесконечно признательны Вам за столь бескорыстное предложение. В то же время мы должны довести до вашего сведения, что музей не имеет никакой возможности принять в дар вашу знаменитую собаку. Можно сказать — и это отвечает истине — что в настоящее время мы просто завалены собаками. Приобретение еще одной ничего не добавит к нашей коллекции. Примите уверения в искренней благодарности и самых добрых к Вам чувствах».

Кроме того, что меня назвали «сэром», письмо не доставило мне никакой радости.

Тем временем пришлось уплатить налог, взимаемый с владельцев собак и лошадей, причем в двойном размере, а также сделать Мокасину обязательные прививки от двадцати болезней, что стоило мне полугодовой зарплаты, кроме того я успел поссориться с Академией наук, пожелавшей исследовать психофизические особенности большого полушария мозга собаки путем термической обработки.

Тогда я решил убить Мокасина.

Ночами напролет мы с женой разрабатывали планы: где, как и каким оружием совершить преступление; дети стали называть нас «четой Макбет».

И когда уже все было готово и над головой Моасина был занесен молоток, а в моих жилах вскипела кровь, в дверь позвонили: пришла телеграмма.