Фёдор Быханов - Веселое настроение

Отправлять их прежде на проверку контролерам отдела технического контроля не было смысла. Все равно Васина продукция не выдерживала никакой критики.

А теперь ситуация изменилась.

Пригодилось даже то, что Кривоглазов работал в состоянии подпития, путая одно с другим. И на станке работал, как Бог на душу положит – без размеров и припусков.

Не иначе, как чувствовал, дескать, так и нужно сменщику. Ведь, теперь этот задел негодных железяк, стал «золотым» фондом ближайшего благополучия обоих. В том числе и крепкого профессионала Ивана Сидорчука.

Повеселев, он поменял часть своих деталей на кривоглазовские. С тем и пригласил деятелей из ОТК принимать продукцию.

Наутро Ивана Сидорчука вызвали на заседание профсоюзного комитета.

– Как же так? – больше всех возмущался мастер участка Константин Кукушкин. – Я о нем заметку в стенную газету пишу как о передовике производства, а он браком завалил?!

Удар кулаком по столу поставил точку в вопросе:

– Весь коллектив подвел!

– И еще как подвел! – прибавил свою долю критики профорг Юрий Щепкин. – Теперь уже и в «Колючку» поместим, и другого, более достойного пошлем в подсобное хозяйство с обменом опыта!

К себе на токарный участок Иван Сидорчук возвращался в отменном настроении и не скрывал удовлетворение услышанным:

– Ну, и пусть посылают другого!

Оглянувшись назад, откуда, только что вышел, даже сплюнул под ноги.

– Знаю я этот обмен опытом! – и прибавил шаг к своему станку. – Прошлую осень поехал и до самых холодов картошку в поле выбирал!

Билеты нам дали. Мне, значит, да дружкам моим Сидорову и Охапкину.

Начали с меня.

– Ты, Иванов, – говорят. – Смотри и мотай на ус.

После чего принялись за всех скопом:

– За ваши грехи, получите и распишитесь.

– Простите, извините, – отвечаем.

Но таких не проймешь.

– Не верим в раскаяние, – строгости напускают общественники, с новой силой. – Уж, больно охочи, вы, братцы, до выпивки и прогулов!

После этих страшных слов наступило и наказание:

– Чтобы мы верно начали исправляться, под роспись в профкомовском журнале приказов выдали каждому из нашей компании по одному билету на концерт симфонической музыки.

Еще и пожелали вдогонку:

– Вникайте в культуру, а мы проверим!

Нам же, что:

– Что мы совсем отпетые и отмороженные?!

Нам подводить коллектив неохота:

– Старались, ведь, для нас занятые и без того люди – в кассу филармонии ходили за билетами.

Вот мы и пошли.

А народу там – не протолкаться!

И на кассе табличка:

«Все билеты проданы»!

Но желающих послушать заезжих скрипачей, да местных тромбонистов – страсть, как много!

Все друг у друга лишний билетик выпрашивают.

Заметили нас – обступили.

– Продайте, билеты – говорят. – Зачем они вам?

Только не за тех принимают.

Сказано же:

– Раз коллектив поручил сходить на концерт и после него обстоятельно пересказать впечатления, отчитаться, так сказать, исполним в точности, хоть в лепешку расшибемся.

Видит народ:

– Пустое дело!

Расходиться начали меломаны, к другим, таким же, как мы, кадровому потенциалу с предприятий, приставать.

А один, самый настырный любитель Баха и прочих корифеев симфонизма, господи прости, мало того, что в шляпе, а умишком пораскинул.

Сбегал быстренько куда-то. Приносит.

– Я вам это, – убеждает. – А вы мне – билеты!

Только у нас просить бесполезно. Сами, кого хочешь, уговорим:

– Лишь бы было!

Так и разошлись.

Тот симфонист, головастый, в шляпе, отправился-таки на концерт. А мы как обычно – в знакомую подворотню, где в укромной щели пластиковые стаканы давным-давно припрятаны с прошлой культурной вылазки.

Утром только неудобно было.

Все участливо о симфонической музыке говорят. Пытают, видимо, как мы к культуре приобщились.

А мне, Иванову, да дружкам моим – Сидорову и Охапкину не до разговоров о классическом музыкальном наследии.

Воды охота:

– Холодной!

Когда Глеб Шустриков на работу вовремя приходит – жди грозы!

Просто чутье какое-то.

Раздевается. Костюм – в шкафчик, а робу – на себя. Встает к верстаку и тихо так, чтобы другим н7е мешать, напильником хрумкает заготовку.

– Давай, Шустриков, – предлагаем от чистого сердца. – Уде открыли!

А он – ноль внимания!

Мастера ждет.

Только мастер не спешит, а едва появляется, сразу за Глеба Шустрикова:

– Вот он где, чтобы глаза мои на него не глядели!