Александр Сидоров - Сказ о рыбаке и рыбке желтой

Не веря своим глазам, и, не спуская глаз с Полкана, дед потянулся за бутылкой. Пес на секунду отвлекся от мосла, зажатого между лап, глянул на своего спутника. Дед, широко размахнувшись, что было сил, метнул бутылку с остатками самогона на другой берег Веселки.

– Матерь Божия, да что же это я! – Воскликнул Василий Пантелеевич такой оплошности. Бутылка, провожаемая взглядами рыбаков, чуть не долетев до другого берега Веселки, плюхнулась в воду. – Да что же это я! Бесовщина какая-то. Полкан, – призывая в свидетели, обратился к своему спутнику, принявшемуся грызть свой мосол, – это что за хреновщина такая? Это как же так…? А? Там почитай еще больше половины оставалось. Нет, определенно бабка чего-то в самогон запустила. Ну, старая карга…

2

Настроение улетучилось вслед за исчезнувшей в водах Веселки бутылкой. Василий Пантелеевич, понаблюдав некоторое время за недвижным поплавком, решил, что на сегодня с него хватит. Смотав удочку, направился домой, удрученный испорченной рыбалкой. Пес, захватив свой мосол, поплелся следом.

На околице у крайней избы дед встретил своего старого друга Ефима, со свертком. Хотел, было, рассказать ему о своей оплошности, но вовремя одумался. Ефим тяжело переживал бы и просто разлитый самогон, а уж утопленную им собственноручно пол-литру, пусть и не полную, не простил бы.

– Обратно ужо?

– Да, язви ее к …

– А где рыба?

– Да ну ее к лешему, не клюет.

– А я к тебе, – Ефим, заговорчески подмигнув, заголил край свертка, показал горлышко бутылки, заткнутое свернутой бумагой.

– Ну, дык это, пойдем, вона за дом.

За домом Василий Пантелеевич достал оставшийся кусок хлеба. Протянул Ефиму, приложившемуся к бутылке.

– Вот, еще на закусь трохи осталось.

– Крепкая зараза, – отщипнув кусочек хлеба, Ефим передал сосуд товарищу, – карбиду, поди, Верка больше меры набодяжила.

– Кррепкая, – подтвердил Василий Пантелеевич, вспомнив недавний печальный опыт, спросил настороженно, – не потравимся?

– Щас проверим, – Ефим обернулся к псу, занимавшемуся поодаль своей костью, – Полкан, третьим будешь?

Отломив кусок хлеба, Ефим с ухмылкой уж хотел привычно плеснуть на него самогону под пристальным взглядом Полкана. Вдруг бутылка вывернулась из рук, сверкнув зеленоватым стеклом, жалостно хрустнула о некстати валявшийся под ногами камень.

– Е… – непечатные выражения слились в длинную витиеватую тираду. Ефим в своей пространной, эмоциональной речи уделил внимание всем. Знакомым и незнакомым. Лицам мифическим и реальным, независимо от положения и сана. Как не странно, особое внимание уделил всем близким, родственникам мнимым и настоящим, ныне живущим и усопшим. Не оставил своим вниманием Василия Пантелеевича, Полкана, собственно, и себя. Прервавшись на секундочку, обозрел аудиторию. Полкана, безмятежно занимавшегося своей костью в ожидании гарнира в виде остатка хлеба, надобность в котором у выпивох отпала. Приоткрывшего рот Василия Пантелеевича, внимательно слушающего проникновенную речь оратора. Узрев в Василии Пантелеевиче благодарного слушателя, Ефим кинул Полкану остатки хлеба. Опустевший сверток швырнул под ноги, зло притопнув его. Продолжил речь с удвоенной энергией, манипулируя освободившимися руками.

3

У калитки дома Василия Пантелеевича, Ефим оставил рыбаков, даже не попрощавшись. Отягченный безвозвратной утерей, двинулся дальше изливать свое горе сельчанам. Проводив взглядом безутешного друга, Василий Пантелеевич потянул калитку, опять соскочившую с петли. Пропустив вперед пса, пошел под навес положить на место удочку. Появилась Агафья Карповна с кастрюлькой, в которой обычно выносила помои Полкану. Завидев деда, язвительно спросила:

– Ну, и де твой улов?

– Не клюет, – угрюмо буркнул рыбак.

– Вона калитка опять отвалилась, горе рыбак. Никакого проку от тебя нет.

Агафья Карповна направилась к собачьей миске. Полкан, оставив мосол, подошел, помахивая хвостом, встал в ожидании ужина. Хозяйка вылила содержимое кастрюльки в миску и замерла. В собачьей миске были наваристые щи, только что приготовленные. Не веря глазам, понюхала кастрюльку, похлопав глазами, молча кинулась в дом. В кастрюле на плите под крышкой обнаружилась бледная жижа с плавающими кусками хлеба.

– Ты че эт, старая, наготовила? – Раздался голос деда, заглянувшего в кастрюлю через ее плечо.

– Это как же я? – Агафья Карповна, рассматривая содержимое кастрюли, не понимала, как она могла ошибиться. – Это что ж я ему щи отнесла, а помои сюда вылила. Умом тронулась, что ли?