Сергей Антонов - Хексенхаммер

Все, что произошло дальше, пронеслось так быстро, что запомнилась лишь резкая, обжигающая боль в руке.

Я как-то оказался в доме, одним ударом ноги открыл дверь спальни. Опоздал всего на несколько секунд. Мать успела сделать задуманное, но ее подвел крюк, на котором держалась люстра. Он не выдержал веса тела и выскочил из потолка вместе с увесистым куском штукатурки. Мать лежала на полу у перевернутого журнального столика с петлей на шее.

Дальше снова – только обрывки воспоминаний. Я пытался привести маму в чувство, рассматривал внушительный кровоподтек на ее виске, полученный, по всей видимости, от удара об угол стола.

Провал. Потом – больница. Там мне накладывали швы на руку, которую я, скорее всего, распорол гвоздем, когда выбирался из гаража. Я отделался парой швов, а с мамой все оказалось гораздо сложнее. После трех часов сидения в коридоре больницы, ко мне подошел мужик в белом халате. Говорил, что-то о суидициде, травме. Слушал я его так внимательно, как только мог, но понял только одно – мать находится в коме, а дела ее настолько плохи, что она переведена на искусственную вентиляцию легких.

За три часа я успел поразмышлять о многом. Чему-то нашел вполне рациональное объяснение, чему-то – нет. Главной загадкой было и оставалось то, как я, сидя в гараже, мог увидеть то, что происходило в спальне матери. Ясновидение? Озарение? Возможно. Однако я все-таки склонялся к тому, что дело было не во мне, а в «тойоте». А еще в странном мужике, который дирижировал оркестром самоубийства. Куда пропал толстяк и существовал ли он вообще?

На крыльце больницы я принял решение и молил Всевышнего о том, чтобы Гаврилыч был жив. Ноги сами понесли меня к гаражному кооперативу, который находился за пустырем у нашего дома. Уже стемнело, но там жизнь продолжала кипеть. Машины подъезжали и уезжали, а их хозяева или расходились, загнав в стойло своих стальных коней или сбивались в стайки, чтобы обсудить последние новости и даже сообразить на троих.

Я подошел к одной из таких троиц.

– Здравствуйте, мужики.

– Здоровее видали, – ответил тот, чей интереснейший рассказа я так бесцеремонно прервал. – Че тебе?

– Гаврилыча ищу.

– А че его искать?

– Я не знаю, где он живет…

– Тут и живет, после того, как квартиру пропил. Видишь последний гараж во втором ряду? Там и ищи Гаврилыча. Он уже наверняка набухался и дрыхнет.

– Спасибо.

– Спасибо не булькает, – заметил любитель присказок. – Так о чем это я? А… Ну, так вот…

Я подошел к гаражу Гаврилыча и осторожно постучал в одну створку чуть приоткрытых ворот. Никто не ответил. Пришлось открыть ворота шире. В ноздри сразу ударил спертый воздух, состоявший из смеси машинного масла, ржавчины прокисшего пива и мочи.

– Гаврилыч? Эй, Гаврилыч! Ты здесь?

Послышался шорох. Невнятное ругательство. Вспыхнула лампочка. Гаврилыч рассматривал меня из положения лежа. Лежал он на сбитом из досок топчане, застеленным плоским, как блин тюфяком.

– Кого там черти принесли? Нет мне покоя. Мать вашу. Я же говорил, что не могу ничего ремонтировать. Руки не те. Они дрожат так, что я не в состоянии даже поднести ко рту стакан, не расплескав половину. Поэтому и пью из горлышка. Чего надо?

– Возможно, вы меня не помните. Я – Сергей. Сын…

– Знал, что ты придешь, – Гаврилыч сел, достал из-под топчана литровую пластмассовую бутылку пива без пробки, сделал несколько глотков. – Фу-у-у… Думал, появишься раньше. Никак беда, паренек?

– Да. Нужна ваша…

– Толстяк и до вас добрался?

– Толстяк?

– Жирный недомерок в синей шапке.

– Да. Я видел…

– Значит, Толстяк пришел и по ваши души.

– О чем вы? Я хотел рассказать о машине. С ней…

– Желтая «тойота»? С ней-то как раз все нормально. Лично. Этими руками, – Гаврилыч выставил руки, но заметив, что пальцы танцуют пляску святого Витта, спрятал их за спину. – Перебрал всю до последнего винтика. М-м-модернизировал. Сгоняешь в магазин, Серега? Пивом душу не обманешь.

– В магазин?

– Долгий у нас разговор будет. Не думай, что я хочу у тебя пузырь водки стрельнуть…

– А-а-а… Все-таки водки!

– Да, есть у меня деньги. И послать есть кого. Просто… Бухло надо мной верх взяло. Это честно. Взяло. Спрятался я в свою нору. Голову, как страус, в песок зарыл. А жопа… Жопа, она наверху осталась!

Гаврилыч распалился так, что я, не желая продолжения, кивнул головой. Тем более, что до ближайшего «Гастронома» было все ничего.

– Десять минут. Сейчас все будет.