Сергей Арьков - Тёмная рать

Было ли Центу при всем этом дело до какой-то там поездки на дачу? Хотел ли он куда-то ехать? Нет! Не хотел! Но Анфиса уже все решила. Она вообще, с недавних пор, стала все решать, и Цент, к своему удивлению, не сопротивлялся ей. Немыслимо! В иные времена так бы воспитал кулаками, что неделю на ноги не встала бы, а теперь вот оно как – власть взяла и командует. Почуяла, что ослаб Цент. И не бьет, и не ругается, и осечки у него бывают….

Центу безумно хотелось уехать куда-нибудь далеко-далеко, в такие края, где еще не навели этот мерзкий порядок, и где он сможет в полной мере реализовать все свои таланты. Но где такое место? Куда податься?

– Дорогой, ты собрался? – прозвучал из спальни голос Анфисы.

Цент в одних трусах сидел за столом на кухне и с угрюмым видом хлебал остывший чай. За окном цвела весна, щебетали птички, вкусный воздух вползал в открытую форточку, зовя на поиски приключений. Центу захотелось послать этот воздух куда подальше. Зачем он издевается? Зачем куда-то зовет? Все, кончились приключения. Только и остается, что тихо и дико скучно доживать жизнь вместе с Анфисой, днем бомбить, а каждую ночь встречать со страхом, как бы опять не случилось осечки.

В кухню вошла Анфиса, и осуждающе посмотрела на Цента.

– Ты еще чай не допил! Сейчас Маринка с Владиком подъедут, а мы еще не готовы.

Маринка! Как же дико Цент не переваривал эту болтливую макаку. Если бы ему дали право убить ее самым жестоким образом, а в обмен сократили бы его жизнь на пять лет, он бы ни секунды не колебался. Пять лет за такое счастье – не срок. И что там еще за Владик? Наверняка какой-нибудь лох. Маринка разве нормального мужика найдет? Нормальный на такую не позарится. Вот ведь дожил до чего – приходится ехать на дачу с какими-то дурами и лохами. Хорошо, что братва этого срама не видит – сквозь землю бы провалился.

Это мероприятие, то есть совместную поездку на дачу Владика, Анфиса с Маринкой запланировали давно. Цент с самого начала предпринимал вялые попытки отказаться от участия в этом постыдном деле, даже прикинулся больным, и заявил, что не сможет вести машину с высокой температурой. Температура и впрямь была высока, нагретый над газовой плитой градусник едва не лопнул в руке у симулянта. Но не помогло. Анфиса тут же заявила, что сама поведет машину. После этого Цент сдался. Он знал, как водит подруга. В Анфисе пропадал дар летчицы-героини, из той суицидальной серии, что идут на таран сразу, даже не расстреляв боекомплекта. На памяти Цента она трижды садилась за руль, и все три раза от точки старта до точки ДТП оказывалось не больше сотни метров. Герой лихих девяностых неоднократно пожалел, что в свое время купил подруге права на вождение автомобиля. Анфиса даже пешком ходила плохо, постоянно спотыкаясь на ровном месте или врезаясь лбом в столбы, которые имели наглость оказаться на ее пути. Доверить подруге свой автомобиль означало своими руками отправить его на свалку. В нынешние времена порядка и стабильности заработать на новое средство передвижения он не имел никаких шансов, так что пришлось согласиться на поездку, хоть от одной мысли о ней уже с души воротило.

– Вы там без меня никак не обойдетесь? – с агонизирующей надеждой спросил Цент.

– Нет! – воскликнула Анфиса. – Ты нам нужен.

– Зачем?

– А кто нас защищать станет? – игриво спросила подруга. – Вдруг на нас маньяки нападут… сексуальные.

– А этот… Владик?

– Владика самого защищать надо, – засмеялась Анфиса. – Все, собирайся, не ворчи.

– Так и знал, что этот Владик лох последний, – проворчал Цент, вливая в себя остатки холодного чая. Чувствуя себе бесхребетным подкаблучником, встал из-за стола и покорно поплелся одеваться.

Владик не обманул ожиданий Цента. Едва он вылез из машины, как у конкретного пацана настроение ухудшилось на три порядка. Владик оказался тощим заморышем в очках, и едва взглянув на него, Цент ощутил неодолимый зуд в кулаках. Когда-то он таких очкариков по десять штук на дню пополам ломал, а теперь еще и руку придется жать. Да если бы только Владик знал, с кем доводилось в своей жизни здороваться Центу, он бы от страха помер. С такими людьми доводилось рукопожатиями обмениваться, что не дай бог, во сне приснятся – потом ищи приемлемые для самолюбия оправдания, почему постель сырая. Но стоило Центу перевести взгляд на Маринку, как кулаки зачесались в два раза сильнее. Если бы дед Мороз существовал, Цент бы ему загадал только одно желание – оказаться в темном лесу, без свидетелей, наедине с Маринкой и остро наточенным топором.