Анатолий Белкин - Великие и мелкие

В 1847 году Герцен с несколькими идеями уехал в Париж. Путешествуя по Европе, останавливаясь в шикарных отелях и снимая виллы, Герцен всё больше убеждался, что и Франция, и Италия, и Швейцария «погрязли в мещанстве, которому не видно конца». Но в Россию он решил не возвращаться, потому что «там вообще нечем дышать». Живя в Ницце, гуляя по знаменитой набережной, Герцен напряжённо думал о всяких гадостях для «погрязших в разврате буржуа». И за десертом из лесной малины с коньяком в отеле «Мажестик» наконец придумал! Он послал Огарёву телеграмму в Лондон. В ней он велел скупать по всей Европе ящериц, особенно обратить внимание на тех, что из Шотландии, – они лучше переносят холод. Ящериц в террариумах складировать в отдалённом месте, сняв для этой цели приличный загородный дом. Огарёв, прочитав телеграмму, даже бровью не повёл и приступил к делу. Уже через два месяца он писал Герцену: «Саша, приезжай! Ящериц уже тысячи, что с ними делать?» Герцен ответил: «Мало. Покупай ещё. Скоро приеду».

В 1852 году в подвале загородной виллы под Парижем Герцен и Огарёв провели неслыханный эксперимент. К хвосту каждой ящерицы были привязаны маленькие бумажки с текстом на французском, английском и русском языках. Это были статьи Сен-Симона, Белинского, самого Герцена и Петра Кропоткина.

Ящериц, которых уже два дня не кормили, нанятые люди в одну ночь одновременно выпустили в разных городах Европы, в том числе в портах Лондона и Амстердама. Голодные ящерицы мгновенно начали разбегаться. Многие бросились их ловить и успевали схватить животных за хвост. Повинуясь инстинкту, ящерицы в момент смертельной опасности сбрасывали хвост, и тот вместе с текстом оставался у людей в руках. Это был сильный удар! Все силы правительств, армии, полиции, таможни ничего не могли противопоставить смекалке двух русских аристократов! Но деньги у Огарёва ещё оставались, и Герцен, как настоящий друг, волновался.

– Мы не должны останавливаться! – заявил он Огарёву.

– Я и всё, что у меня есть, – твоё! – пылко произнёс Огарёв. Он весь сиял и умолял друга ещё что-нибудь придумать.

Перебравшись в Лондон, Герцен задумался о крестьянском вопросе и решил помочь общественному движению в России конца 1850-х – начала 1860-х годов. Но сделать это было непросто. Опытная и хорошо организованная русская секретная полиция уже давно держала его в поле своего зрения. Требовалась свежая идея. И Герцен придумал! Он решил использовать для борьбы за светлое будущее то, что этому будущему мешает. Учитывая повальную религиозность тёмного крестьянского населения России, он на деньги Огарёва договаривается с судоверфями Верхнего Клайда о перевозке в Россию «партии церковной утвари», а с хозяйственным управлением Синода – о размещении заказа на её изготовление в Англии.

На металлургических заводах Бирмингема он помещает заказ и отливает несколько сотен небольших колоколов особой конструкции и совершенно легально отправляет их в Россию. В Петербурге Синод распределяет колокола по всей стране в губернские, волостные и уездные приходы. Никто ни о чём не догадывался до тех пор, пока их не подняли на колокольни и в подвешенные на звонницы колокола не ударили пономари. С первым же ударом на каждом колоколе раскололась и отлетела двойная стенка, и на православный народ с колокольни вниз полетели сотни листков с прокламациями. Эффект был смертельным! Церковь стала главным распространителем революционной заразы. Идеи Герцена буквально падали на головы людей с неба, под колокольный звон. Империя была почти парализована. Отменять службы в православной стране было невозможно, а бить в колокола становилось преступлением!

Герценовский «Колокол» навсегда вошёл в историю России, и в этом смысле Белинский оказался прав. Но Карамзина, к сожалению, заменили другие историки, которые вообще на семьдесят лет вырвали у колоколов языки.

Обстановка для французского корпуса в северной Италии к 15 ноября 1796 года стала не просто плохой, а угрожающей. Единственным крупным успехом стало окружение города Мантуи с его пятнадцатитысячным гарнизоном, которым командовал австрийский фельдмаршал Вурмзер. Потери с обеих сторон были значительными. Мантуйские болота с их ядовитыми испарениями и малярией без разбора косили как австрийцев, так и французов.

Командующий французской армией генерал Бонапарт отправил с нарочным письмо в Директорию: «…несмотря на беспримерное мужество, проявленное моими солдатами и офицерами, если в ближайшее время не получу подкрепление из Парижа, я буду вынужден отдать приказ об отступлении, чтобы сохранить остатки армии и перегруппироваться. Жубер, Ланн, Мюрат и Виктор… ранены. Мы брошены посреди Италии».