Анна Самородницкая - В голове

– Мой и так меня подозревает по поводу и без…

– Ты могла ведь со мной вести себя более отстраненно, раз уж тебя так беспокоит мнение мужа.

– Могла бы.

Из купе доносились звуки мычания и чавканья поцелуя. Леонид развернулся и пошел на платформу. Миша еще не вернулся. Было все еще холодно.

«Я хочу взять свитер. Какого черта я стесняюсь, как будто бы это я, а не они…»

Он нарочно сильно топал, подходя к купе, и медленно открывал дверь. Это не помогло – он застал Ибрагима застегивавшим ширинку, а Веру – надевающей майку. Делая вид, что не видит их, Леонид принялся рыться в своем рюкзаке. Хорошо было бы быстро забрать свитер и так же быстро уйти. Но тот, как обычно и бывает, валялся на самом дне. На плечо Болбухину опустилась тяжелая рука.

– Покурим? – отрицательного ответа, судя по тону Ибрагима, не предполагалось.

В свитере на платформе казалось теплее.

«Хорошо, – подумал Леонид, – что Даша мне его положила».

– Мы с ней уже давно вместе, – Ибрагим прислонился спиной к столбу, – несколько лет. Я был ее студентом, потом аспирантом. Она до сих пор держится со мной как с младшим по званию.

«Надо будет купить домой селедку. Сто лет не ел селедку. Странно, почему?»

– Леонид, я могу вас попросить не рассказывать о том, что вы слышали?

– Можете.

Ибрагим посмотрел на него с недобрым удивлением.

– И вы не расскажете?

– Не расскажу, – честно и безразлично ответил Болбухин.

«И хлеба к ней купить черного. К селедке очень вкусно черный хлеб. Черный хлеб вообще вкусно. Бабушка в детстве маргарином мазала и сахаром посыпала. Вкусно было».

– Надо же, – развеселился собеседник, – а я-то уже подумал, что вы с этим подружились. Ну, или сочувствуете ему. Или, может, вы меня боитесь?

– Я вас совершенно не боюсь, – чуть менее честно возразил Леонид, – и не особо сочувствую Михаилу. Мне все равно.

Они докуривали в странном молчании. Потом Ибрагим хлопнул Болбухина по плечу и поднялся в вагон. Неподалеку компания бритых ребят обсуждала футбол, что-то про кубок конфедерации. Грузная женщина, вышедшая из одного с ним вагона, что-то яростно втолковывала кому-то по телефону.

«Почему, все грузные женщины объясняют всё с ожесточенным энтузиазмом?» – подумал Леонид. Еще он думал о том, что уже согрелся от свитера, но выпить все еще хочется. Тем временем вернулся Миша. Холод улицы взбодрил его, а заодно слегка выровнял его походку. Он вытащил из-за пазухи бутылку водки, печенье и два мятых пластиковых стаканчика.

– Они у меня в куртке лежали, – оправдывался он, разливая водку, – не помню уже как там оказались. Но это ничего, можно не мыть. Водка, она же стерильная. И стаканы очистит, и нас – изнутри. Ну, будем?

Они чокнулись и выпили, под неодобрительный взгляд грузной тетки. Леонид кашлянул и захрустел печеньем.

– Ты думаешь, – Миша противно причмокивал печеньем, когда говорил, – я не знаю, что эта курица гуляет? Я все прекрасно знаю. В молодости чуть не побил ее. Но у нее брат тогда боксом занимался, здоровый такой был. Испугался я, в общем. Брата уже три года как похоронили, а бить уже и не хочется.

– Так почему не разведетесь? Любишь? – по привычке спросил Леонид. Он привык раскручивать на длинные монологи, хотя и ненавидел их.

– Нет, привык, наверное. Я вообще-то не совсем лох какой-то. У меня в институте студенточка есть, миленькая такая. Ей «презерватив» если сказать, уже засмущается. Научную работу в том году у меня писала, у нас все и завертелось. Подожди, давай еще по одной, – выпили. – Соседка еще есть. Тоже к ней не лампочки менять хожу. Вроде бабе за сорок, а она фору студентке той легко даст. Жалко, сын соседский дома часто ошивается, за компом сидит. И обе, представь себе, ждут, что я с женой разведусь. Идиотки. А зачем мне с ней разводиться? Потом, она-то меня любит. Да, любит, я знаю. Флиртует с другими, хочет на себя внимание обратить, чтобы я ее, значит, ревновал. Я ее давно раскусил. Думает, она умнее меня. Черта с два. Давай выпьем еще.

Леонид сошел в Канаше настолько поздно ночью, что можно сказать, что утром.

«Жаль, – подумал он, закуривая, – что магазин закрыт сейчас. На вечер обязательно куплю селедки и черный хлеб. Еще лучку бы к этому нарезать. Красота».

***

Миша родился на полчаса позже своей сестры Маши. С этим он никогда не желал мириться, но иного выхода, конечно, не было. Маша росла бойчее и здоровее, в школе была старостой класса, бегала быстрее всех в эстафетах – словом, делала все, чтобы насолить брату. Жили они с ней в одной комнате с бабушкой, во второй – родители, в третьей – «зала». Когда он рассказывал об этом будущей жене, Вере, та скривилась. Ей не нравилось простонародное слово «зала», и она не понимала, почему нельзя было вместо нее сделать спальню для кого-то из детей, либо для бабушки. Миша пожимал плечами.