Владимир Несяев - Благодарность зверя

– Бир, бир, – беспрестанно повторял он одно слово побелевшими губами. Мотня штанов у американца была мокрой, и с нее еще продолжало капать вниз. И все вдруг почувствовали терпкий тяжелый дух, наполнивший избушку.

– Господи, да ведь он того. Обклался, сердешный, – первым догадался Палыч и зычно загоготал: – Во, дает америка. Многое повидал, но чтобы такое…

– Вы бы лучше показали, где у вас тут вода, – неожиданно обиделся за адмирала переводчик, человеку помыться требуется, белье сменить.

– Может, мне самому его обиходить?, – вскинулся Палыч, – дипломатничаешь тут, а ты погляди, как он стены и крышу изрешетил! Видно, палил куда придется, как мишек в окошко узрел. А с печуркой что сотворил? Напрочь трубу срезал, охотничек хренов. Твой американец трусом и балбесом оказался.

– Ладно, чего там, – успокоившись, уже миролюбиво закончил

Палыч, – я на вашего флотоводца не в обиде, гость как-никак. Это ему не по своим национальным паркам шастать, где дорожки асфальтированы, на каждом шагу биосартиры, и зверье конфетками закормлено. Здесь, братцы мои, дичь настоящая, природная. А ручей, коли интересуетесь, позади избы течет, шагах в десяти…

Американец как-будто понял, о чем они говорят, вдруг замотал головой, еще крепче прижал винчестер к груди и торопливо залопотал по своему.

– Чего это он? – удивился Палыч.

– Боится выходить наружу, – стыдливо потупился переводчик, – воды просит сюда принести, а потом желает назад, в деревню ехать.

– Наохотился уже, значит, – разочарованно вздохнул Палыч, – вечная морока с этими иноср… то есть, я хотел сказать, иностранцами. Сидели бы себе в небоскребах, так нет, на экзотику тянет, словно мух на дерьмо. Передай своему американцу, пускай смело идет мыться, я его сам охранять буду. Со мной точно в штаны не накладет…

«Как пить дать, заколют, – смятенно похрюкивал Борька, норовя в свинарнике затесаться промеж соплеменников, – и не кого – нибудь, а именно меня».

Борька настороженно посматривал из – под белесых поросячьих бровей на грядущих душегубцев: своего хозяина – кормильца Василия и соседа дядю Павла. Нарочито не глядя в сторону свинарника, мужики вострили на завалинке ножи, источая вокруг себя ядреный свежак самогонного перегара. Переговариваясь вполголоса, они не раз упоминали Борькину кличку. Этого было достаточно, чтобы зашедшееся у боровка сердце дробно отдалось в копытца.

Борька и сам не помнил, с какого момента стал разбирать человеческую речь. А только однажды случайно подслушал, как Василий вразумлял дочку Риту:

– Хрюшек сытно кормить надо. Чтобы вес хорошо набирали, чтоб сальце толщиною с мою ладонь было. Кто быстрее поправится, того и на переделку пустим. Главное, не тревожить свинок попусту, не гонять почем зря. У нас не Англия, мы к бекону непривычны.

– Пап, а что такое бекон?

– Так, ерунда. Не поймешь, то – ли сало с мясом, то – ли наоборот. Это когда свинья жилистая да худая, как собака бездомная.

И Борька смекнул: чтобы продлить свой короткий поросячий век, полнеть не следует ни под каким видом. Жадно сглатывая слюну, он при всяком удобном случае старался отворотить рыло от кормушки, носился по загону как угорелый и вообще вел себя неподобающим для хавроний образом. И, видимо, переборщил. Супруга Василия как – то обронила недовольно:

– Борьку – то чего зазря держать, смотри, какой тощий и психованный какой-то. Не болен ли чем? С него закол и начнем.

Это был смертный приговор, и сегодня его приведут в исполнение. Борька наблюдал, как Василий, взяв в одну руку нож, другой махнул Павлу: давай, мол, приступим, ты заходи оттуда, я отсюда, возьмем боровка в клещи, прижмем к стенке и…

Мужики молча протиснулись в распахнутую дверь сарая.

«Ну, уж, дудки, – мелькнуло в Борькиной щетинистой голове, – так я вам и дался за здорово живешь».

Боровок, пронзительно взвизгнув, сбил Павла с ног и выскочил на свежий воздух, принявшись бешено носиться вдоль изгороди.

– Вот где зараза верткая! – крикнул в сердцах Василий, – Паша, чего смотришь, давай загоняй его обратно!

С полчаса бегали за Борькой мужики, упрели, весь хмель выветрили. Поросенок, наконец, юркнул назад в темный проем. Дверь за ним тут же захлопнули, подперли колом и только тогда облегченно перевели дух.

– Теперь никуда не денется, – судорожно вымолвил Василий, – пускай остынет, успокоится, а мы пока перекурим.

– У тебя сзади под стайкой дыра, оттуда не выскочит? – усомнился Павел.