Константин Чубич - Золотой козленок

Вернувшись, попутчики выложили из пакета бутылку «Кизлярки» и пышущего жаром запечённого в фольге гуся, ради которого пришлось больше получаса томиться ожиданием.

Женщины уже сидели в домашних халатах. Зина − в махровом рубинового цвета, Света − морской волны, из китайского шёлка, с выбитой на спине цветущей сакурой с розовыми цветками и пурпурными листьями. Они были явно встревожены столь долгим отсутствием попутчиков:

− А мы думали, что…

− Шо мы отстали от паравоза? − Фунтик улыбнулся, выставляя на стол позаимствованные у проводницы стаканы.

− Шо паравоз отстал от вас, − передразнив, хихикнула Зина, закинув ногу на ногу, до неприличия оголив утомлённые загаром окорочка.

Солнечные ванны, правда, приходилось принимать на огороде у матери с тяпкой в руках, поскольку в деревне слово «отпуск» на русский язык не переводится, а летом и подавно. Именно поэтому сельчане, уставшие за свой рабский труд получать гроши и зарабатывать грыжу, переезжали в город, что и сделали попутчицы. Они возвращались домой, в Санкт-Петербург, на неделю раньше, чтобы успеть разогнуть изнурённые сельским трудом спины.

Жульдя-Бандя жестом пригласил женщин к столу, вернее, к его жалкой копии:

− Милости просим разделить с нами радость бытия.

Женщины для приличия немного помялись, но вид распелёнутого из фольги гуся, с коричневой поджаристой коркой, делал сопротивление лишь данью традиции, и ничем больше. К тому же − вчерашних провинциалок не часто потчевали коньяком.

Казачки, как выяснилось позже, родом из Тарасовки − районного центра, в который, в числе прочих, входит федеративная Беляевка. Они оказались не робкого десятка, и на половине гуся «Кизлярка», обмелевши окончательно, была выброшена в окно.

Фунтик, дабы отвратить дефицит спиртного, кинув загадочное: «Щас», − скрылся в дверном проёме.

Совершив паломничество в вагон-ресторан, воротился с бутылкой «Столичной». Тратиться на «Кизлярку» особой нужды уже не было.

− Коньяк кончился, − Фунтик развёл руками, читая на лицах попутчиц немой вопрос. − Примите наше искреннее соболезнование.

Жульдя-Бандя улыбнулся, взирая на то, как интеллектуально возмужал кореш, конечно же, не без его участия.

− Принимаем! − Светлана, как старому другу, пригласительно махнула рукой. Женщины были уже навеселе и, утратив инстинкты, перестали беспрестанно поправлять полы халатов, демонстрируя спелые сочные груди до тех пределов, после которых назначение домашней одежды начинало утрачивать свою сущность.

Зинаида приходилась Светлане золовкой, и, хотя они дружили, ей необходимо было всё же помнить об этом. Она сидела у окна, напротив новопредставленного Фёдора, и, роняя на него нечаянные взгляды, придвинула ногу к его ноге. Это сокрывала столешница, которой, однако, не удавалось утаить червового интереса к молодому человеку.

Фунтик, удивляя друга, стал красноречиво и правдоподобно врать о своей последней экспедиции на Крайний Север, где он, в качестве полярного исследователя, корпел, изучая арктические льды. Он рассказывал о том, как они приручили белого медведя, подкармливая его салом, олениной и полюбившимися ему конфетами.

Впрочем, полярная экспедиция Фунтика закончилась гораздо южнее, на Урале, в яснополянском «профилактории» строгого режима.

− И что − вы съели собаку?! − доверчивая простушка Зинаида выказала такую степень удивления, будто геологи съели начальника экспедиции. Они прожили в Ленинграде около десяти лет, но всё равно оставались доверчивыми и наивными, глупыми провинциалками.

За разговорами мгла сожрала день. И пытливые глаза фонарей на полустанках беззастенчиво заглядывали в купе, в котором безликая лампочка дежурного света придавала обстановке лёгкого интима.

− Мальчики, пойдём, покурим, − Светлана по-свойски взяла под руку понравившегося ей больше Федю. В Питере, чтобы снять с себя чёрную метку провинциалок, нужно было курить, по утрам вместо чая пить кофе, и говорить, кстати, не «кофэ», а кофе. Ходить в театры и, при случае, не забывать рассказывать об этом.

− Зинуля, а ты что − курить бросила?

− Бросила, − ответила Зинаида.

Фунтик хихикнул, зная точный перевод по фене.

Жульдя-Бандя с удовольствием повиновался, и они покинули купе, услышав, как тотчас щёлкнул замок, что наводило на недетские мысли.

В тамбуре присутствовал дух аммиака, пожирающий остальные запахи. С купейным вагоном соседствовал плацкартный, а там убирать в туалетах было не принято. К тому же пассажиры плацкартных вагонов, в силу своего пролетарского невежества, частенько мочились в «гармошках» − переходах между вагонами, не желая утомлять себя ожиданием в очередях.