Александр Саркисов - Гонобобель (сборник)

Отслужив положенное на флоте и выйдя на заслуженный пенсион, Кока Раков незаметно для себя плавно перешел от написания рапортов и объяснительных к написанию прозы. Баловался он короткими рассказами, и, чтобы понять, что они из себя представляют и вообще стоит ли дальше этим заниматься, он обратился к своему старинному другу Володе Шигиняну. Вообще-то того звали Вардан Севакович, но, принимая как руководство к действию слова известной песни А. Долуханяна и Л. Некрасова «По-грузински я – Вано, а по-русски – Ваня», все звали его Володей. Шигинян был не прост и широко известен во флотской и писательской среде. Будучи потомственным моряком и талантливым писателем, он успел издать около сотни книг по истории флота и стать секретарем Союза писателей. Раков о своих писательских способностях мнения был невысокого и оценки Шигиняна ждал как приговора, но тот, на удивление, Кокину писанину расхвалил и взял его под патронат. Окрыленный похвалой Раков писал не разгибаясь, жена была на седьмом небе от счастья: «Пусть лучше бумагу марает, чем с друзьями по кабакам шастает».

Через год у Ракова вышла первая книга, и с легкой руки Шигиняна его с охотой печатали в различных литературных журналах и сборниках, а еще через год Коку приняли в Союз писателей и прикрепили к Московской городской организации. Вдоволь наотмечавшись, он принялся за следующую книгу. Работа спорилась, и Кока надеялся вскорости ее издать.

Неожиданно получив извещение о приглашении на отчетно-выборное собрание Московской городской писательской организации, Раков наконец ощутил себя полноценным писателем. Готовился он тщательно, нацепил бабочку, надел парадный пиджак, обильно напшикал лицо одеколоном и положил в портфель корабельный бинокль с двадцатикратным увеличением, чтобы рассматривать в зале известных людей.

В конце декабря Москва, по традиции, стояла в жутких пробках, и Кока Раков с трудом успел на регистрацию. Наспех припарковавшись, запыхавшись, он влетел в фойе концертного зала «Измайловский». В нос ударил острый запах нафталина, народу было – не протолкнуться, и Раков, с трудом протискиваясь, встал в очередь к букве «Р». Отдышавшись, он огляделся, возраст собравшихся и необычайная суета напоминали пожар в доме престарелых. Рассматривая публику, Кока для себя поделил всех на «сподвижников Горького» и «подруг Есенина», ни одного молодого лица на расстоянии прямой видимости не наблюдалось. Наконец подошла его очередь.

– Здравствуйте, моя фамилия Раков.

Перед ним была типичная «подруга Есенина», обилие косметики и недорогой бижутерии принадлежность к Серебряному веку скрыть не могли. Слегка побитая молью накинутая на плечи шаль помнила Демьяна Бедного. Дама долго перебирала мышиными лапками листки с фамилиями и наконец нашла.

– Ага, вот и Раков.

Она внимательно изучила протянутое удостоверение члена Союза писателей и задала краеугольный вопрос всех творческих организаций:

– А членские взносы у вас уплачены?

Хорошо подготовленный, Кока предъявил вкладыш с отметкой об уплате. Удовлетворенная регистраторша поставила напротив его фамилии галочку и выдала медаль с дипломом. Это была приятная неожиданность, на флоте Раков получил первую медаль только через десять лет безупречной службы. Подойдя к огромному зеркалу, такие всегда бывают в фойе культурных заведений, он нацепил медаль на левую сторону пиджака и представил себя лауреатом какой-нибудь премии.

В вестибюле второго этажа, уже практически у входа в зал, Кока увидел Шигиняна. Они обнялись, как будто не виделись вечность, у Володи был уставший вид и слегка покрасневшие глаза – наверное, вчера была встреча с очередным флотским коллективом. Что поделаешь, такова плата за известность. Поднявшись по центральному проходу, они устроились на галерке, здесь кучковалась вся «союзовская» молодежь с возрастом от пятидесяти пяти до шестидесяти. Ниже галерки средний возраст присутствующих был в районе семидесяти пяти. Свободных мест практически не осталось, на сцене появился председательствующий. По-хозяйски усевшись к микрофону, он пригласил председателя счетной комиссии, оглядел присутствующих и остался доволен – зал был идеологически чист. Присутствовали исключительно почвенники с легким вкраплением славянофилов. Не вняв старику Бердяеву, утверждавшему, что и славянофилы и западники любят Россию, но только первые как мать, а вторые как дитя, западников здесь считали врагами и союз от них очистили. И если даже кто-то из присутствующих слегка сочувствовал западникам, то чувства свои маскировал, как юношеский прыщ в пубертатный период.