Владимир Аникеев - Армейские байки (сборник)

Пятеро солдат из роты операторов космической связи, воспользовавшись происходящими учениями и связанным с этим выездом за пределы части, умудрились подхватить некую болезнь, по-научному обзываемую гонореей, а по-военному (он так и сказал, «по-военному») – триппером.

– Пятеро! – Подполковник поднял вверх палец. – Пятеро, и одним и тем же триппером!

Из чего у него, подполковника Белобородова, родился вопрос: одну и ту же женщину бравые солдаты любили впятером или разных? И далее его, полковника Белобородова, интересует, как именно это происходило: одновременно или же все-таки, как и положено, по очереди?

Вызванные молчали, батальон смеялся так, что с деревьев, окружающих плац, сыпался снег.

Далее подполковник развивал логическую цепочку, по его словам, всю состоявшую из парадоксов.

– Дело в том, – говорил он, – что названные пятеро курсантов, представляющие один экипаж, выполнили поставленную перед ними на учениях боевую задачу на «отлично». Экипаж по результатам учений был назван лучшим в полку. Поставленная задача требует от экипажа слаженной и напряженной работы, во время выполнения которой не может оставаться времени ни на что другое.

В связи с вышесказанным комбата интересовало, где они нашли время и за сколько они бы управились с боевой задачей, если бы еще и на женщин не отвлекались? Поскольку он таки надеется, что женщин было несколько, а не одна и, по всей видимости, у них, женщин, больных триппером, в районе деревни Куличи, гнездо…

– А ведь их же, женщин, еще и надо уговаривать, и на это тоже сколько-то минут должно уйти… – Он задумался и продолжил: – Ну, минут хотя бы пять-шесть.

Потом он объявил заболевшим (по окончании цикла лечения из двадцати уколов в жопу) по пять нарядов вне очереди и остановился перед Омельченко.

– А вот радисты, – повернулся он к батальону, – заботятся о своем здоровье.

На этих словах он на глазах у батальона вынул из кармана уже известную упаковку, рассказал о ее происхождении и торжественно вернул владельцу, объявив тому за правильное отношение к своему здоровью два увольнения в город.

У Емели, получившего назад злополучные презервативы, от всего происходящего что-то, видимо, переклинило в голове. Потому что он машинально пересчитал полученные презервативы и абсолютно по-идиотски спросил:

– А… остальные? – В пачке не хватало нескольких штук.

– Чего? – переспросил комбат.

Омельченко молчал. От ужаса у него расширились глаза.

Подполковник нахмурил лоб, потер перчаткой кончик замерзающего носа и переспросил:

– Что вы сказали, курсант?

Омельченко, моментально осевшим голосом, вынужден был повторить:

– А остальные?..

– Курсант, говорите громче, что у вас голос как у девушки! – рявкнул подполковник, опять не понявший вопроса.

– Не хватает… товарищ подполковник… было… больше… – Омельченко был готов хлопнуться в обморок, только представив себе последствия.

Батальон затих.

Комбат постоял несколько секунд, потом посмотрел на растерянного командира роты радистов – и сложился пополам от смеха. Он смеялся так, что из глаз выступили слезы…

Когда все затихло, и хохотом батальона сорванные с веток вороны, недовольно каркая, стали слетаться обратно, подполковник отправил курсанта обратно в строй с обещанием обязательно поинтересоваться у командира роты судьбой остальных презервативов.

– Рота, подъем! Первый взвод, подъем!! Второй взвод, подъем!! Третий взвод, подъем!! Четвертый взвод, подъем!!! – Все это выпаливается в полсекунды.

Сержанты, похожие на цепных собак, орут, соревнуясь, кто громче и жестче выкрикнет.

Первые утренние секунды Ярик помнил смутно.

Он почему-то помнил свои ноги, одетые в белые подштанники, помнил ступни, опускающиеся на стриженую голову Емели, спящего внизу, потом воспоминания его становились обрывистыми, как выхваченные из фильма фрагменты.

Вот он, застегивает пуговицу на штанах, – пальцы судорожно пытаются ускориться еще, но только больше путаются.

Вот он выбегает на центральный проход, наступая сапогами на чьи-то каблуки и утыкаясь руками в чью-то спину.

В проходе между койками тесно.

Вот удивленное и обиженное лицо Сапожникова. У него всегда такое лицо утром.

Всё.

Построились.

– Тааак рота… Не хотим просыпаться, да?! – Сержант по кличке Зверек кусает губы от злости. Он говорит тихо, но внятно. Глаза колючие. Невозможно поверить, что это нормальный человек. Что-то будет дальше.