Сергей Шиповник - Экстракт любви. Избранное

Его Величество Король Йозеф Неопольский сразу обратил внимание на этих людей. Он и Она. А кто вообще в Замке хозяин? Они. Он и Она. Он Лакей, если это так можно обозначить. А она Служанка. Да, да, самая обыкновенная. Обычнее некуда. Они ходят вверх-вниз по Шилсудскому Замку, переносят самые заурядные вещи: тарелки, кубки, ножи, простыни, полотенца. Что они ещё носят? Свою на себе одежду, Короля словно проткнуло насквозь. Наконец-то он понял, что кроме Баронов и Баронесс, Королей и Королев бывают на свете люди. И кстати, им не трудно все это носить, подавать, стелить, стирать, жить. Тяжело вокруг этого мучаться. И создавать зведолеты, подводные лодки, даже тарелки. Представляете, чтобы сделать тарелку, нужен целый завод. Фарфоро-фаянсовая богобардельня на паях. А для сооружения звездолёта нужно, оказывается, целое государство. Зачем они нам? Да нету там ничего! Пустыня. Гоби. Есть мы с головой, туловищем, ногами, и самое главное – с сердцем. Большим, как наша Земля.

Его называли Борислав. Что может быть в жизни важнее молодости, красоты и здоровья? Он всё это имел, и от него, как от сорванного с дерева спелого яблока, всем этим благоухало. Когда он наливал Королю в гранатовый кубок тридцатиградусное португальское вино, то Его Величество обратил внимание на то, с какой непринуждённостью всё это делалось. Без лакейской низости, и в то же время без официантской напыщенности. Просто подошёл к кубку, негромко наполнил его из кувшина, поклонился: «Прошу Вас, Государь» и продолжил как ни в чём не бывало занятие по сервировке стола. Первый раз в своей жизни Йозеф Неапольский поблагодарил Лакея. Ну правильно, потому что эта услуга делалась не в долг и не взаймы, а от чистого сердца. Так можно сделать лишь тогда, когда оно имеется. Где же его взять, чистое непорочное сердце, когда даже Монарх тебе скажет спасибо и поднимется, а не спустится до твоей высоты? Вопрос с ответом. Надо подумать.

***

О ЛЮБВИ НЕ ГОВОРИ

О любви не говори. Как о чём-то второстепенном. Она и есть генеральная линия, магистральный трубопровод, взлётная полоса, речной фарватер. Как ни верти, но от неё и расходятся все наши дороги, гладкие и труднопроходимые, широкие отвесноопасные, лёгкие и невыносимые. Наши пути. А куда они уведут нас, эти дороги? – всё будет зависеть оттого, как далеко мы собрались от любви уйти и какие цели станем преследовать. Вот только если мы удаляемся от любви во имя любви, значит, она нас поймёт и простит. До последнего глотка воздуха она живёт с нами. И даже если мы её предаём, то она будет душить нас своей укоризной, но никуда, никуда не уйдёт.

***

О ЛЮБВИ НЕ ГОВОРИ 2

О любви плохо не говори. И когда тебя насквозь пронизывают магнитные бури. Даже если всё выскакивает из рук. Помни: это наше центральное отопление, позвоночный столб, генеральная линия жизни. Ты только забудешь о ней – и сразу же начинаются приключения, столкновения, наезды. Правда, и с ней это никуда не уходит, но что характерно – в пользу. Если приключение, то как у Стивенсона остров тех самых сокровищ, которых много; если столкновения, то без трагических последствий и с благоприятным исходом; если наезды – то мимо, пусть рядом, но не на нас. Ведь, хорошо?

***

КОРОЛЕВСКАЯ ЩЕДРОСТЬ

У барона Густава Шилсудского была давняя неприязнь к Герцогу. Однажды на именинах Короля-Отца во Дворце пьяный Герцог посмеялся над якобы индюшиной гордыней Барона в присутствии дам, на что тот только хмуро промолчал, но не из-за трусости, как это показалось Герцогу, а чисто ввиду нежелания вообще связываться с пьяным дураком. Тем более, что женщины о Герцоге Суллузском отзывались не очень-то лестно. Ну а что? Он их не видел в упор. Их для него как бы не существовало вовсе. Женщинам нужно-то немного. Ну, вот уронила она платочек. Пусть даже специально. Что, трудно нагнуться и подать ей его? Спина переломится? Или накрутила она сегодня причёску. Для себя что ли? Ей её не видно. Почему не заметить? Прическа, может быть, есть часть всемирного искусства, а тем более она так недолговечна, что нужно просто ловить момент. Нет, Герцог не только причёсок, он даже лиц не замечал. Он вообще, кроме себя, никого не лицезрел. Барон Шилсудский в свете действительно слыл гордецом, но мимо его взгляда не промелькнёт ни одна дама. Он их просто боготворил, правда за исключением верной ему по крышку гроба, но, увы, увядшей, как неполитый цветок, Баронессы).

Когда Его Величество Езеф Неопольский, утолив голод и жажду, заговорил с Бароном о политике, то почему-то, разговор волей-неволей сам сошел к персоне Герцога Суллузского. Король дал понять, что после раскрытия заговора он не собирается терпеть впадших в независимость вассалов, а любые попытки навязывание ему неинтересных для Государства установок, станут отныне пресекаться законодательными мерами. В случае неподчинения закону, на защиту Монархии выступают все имеющиеся в наличин вооружённые силы. Ну, а ежели кто-то не поддержит Короля, значит, его также ждёт суровая расплата,