Олег Соловов - Жирик - История не одной жизни. Повесть о настоящей собаке

Звучало все достаточно по–занудски, но почему–то воспринималось мною спокойно, без раздражения, как должное. Пират его терпеть не мог и слушать не желал, я, когда Нана не было рядом, тоже; но при нем терялся, слушал и слушался.

Гусь. Чистопородным псом он не был. Маленькие уши, почти символический хвост, короткая колючая шерсть, цвет которой можно было определить лишь сочетанием нескольких слов – серо–коричнево–желтый–непонятно какой, приплюснутая как у меня морда, но при этом огромные выпученные мутно–желтые глаза, некрупный, но крепко сбитый торс – все это указывало на присутствие в нем очень разных кровей. Но назвать его дворняжкой никто не смел. Какая–то внутренняя стать, значимость присутствовали в нем, оправдывая свою кличку, он ходил важный, как известная глупая и самодовольная птица. Его низкий голос его звучал очень веско, убедительно. В детстве он прошел профессиональную школу дрессировки, окончил ее с отличием и остался там работать. Его обучили организовывать работу других собак, и он стал по должности собачьим начальником. С работой справлялся, со временем проникся чувством собственной важности в собачьем мире. На одной из тренировок получил травму, его вылечили и списали. Но повезло: он не забомжился, был принят теперь уже на частную службу одним из наших соседей. Новый хозяин поселил его в нормальной будке, кормил и относился хорошо, Гусь в ответ добросовестно охранял дом. Но тосковал по руководящей работе. В отношениях с соседями попытался играть привычную роль начальника. Не получилось – деревня не собачий питомник, тут у каждого свой хозяин и другие начальники без надобности. Не сумев завоевать должного авторитета, Гусь стал замкнутым и заносчивым. В драки старался не ввязываться, но случая облаять или ногу на кого–то задрать из–за собственного забора не упускал.

Бульдог–полукровка Зюка. Обвислые щеки и длинный нос, мощный торс на тонких лапах, передняя часть тела краткошерстная, голова вообще лысая, задняя с более длинной шерстью, хвост – так вообще лохматый. Откуда и как он взялся в деревне Зюка не помнил. Будучи бродягой, он выхватил счастливый билет – прибился к своему хозяину еще в период строительства дома, вошел в доверие и был принят на довольствие, со временем получил вполне приличную будку. Цепи у него не было. Он мог свободно ходить по участку и всей деревне. Эта свобода вызывала зависть многих, но самому Зюке она была нужна не очень. Он больше в будке лежал. Оно и понятно: долго жил впроголодь и бомжевал, теперь же ежедневная кормежка и крыша над головой казались куда важнее свободы. А кормежка была очень даже неплохой. Людей в доме жило много, готовили соответственно. Еда всегда оставалась. Свиней не держали, сжирал все он. Ведрами. Если дают сразу ведро – надо, пусть через силу съесть, съесть сразу, ничего не оставляя, вдруг отберут или украдут. А сожрешь ведро, так оно и не до прогулок совсем, тут полежать надо. Постепенно округлился, обрел лоснящуюся шерсть. К работе относился показушно–старательно, гавкал больше для порядка, без задора и увлеченности, скорее даже не гавкал, выл. Но если его тарелка, даже пустая, становилась объектом посягательств, он менялся. Даже после сожранного ведра превращался в полного пустобреха, лаял исступленно, долго не мог остановиться даже после ухода несостоявшегося вора. К другим псам относился завистливо: у этого будка лучше, у этого еда вкуснее – везет же козлам всяким.

Такса Реди. Она, как и я, жила в доме, а не в будке. На улицу выходила часто, гуляя без поводка. Она видимо пользовалась полным доверием своей пожилой хозяйки. И не зря. Прогуливаясь на своих коротких ножках, она постоянно держала в поле зрения свой участок. И при малейшей угрозе моментально оказывалась на посту. Несмотря на ее небольшие габариты связываться с ней не рисковали и крупные псы. Но охрана территории для нее была лишь добросовестно выполняемой обязанностью. Страстью ее было ловить бродячих котов. Гонялась она за ними с неожиданным проворством, могла часами сидеть под деревом и караулить. Поймав, хладнокровно прокусывала им шеи. Не ела, в клочья не рвала. В общении с нами была веселой, игривой и доброжелательной. Была любителем и мастером рассказывать анекдоты.

Сербернар Елкан. Он, наверное, был самым большим на улице. Даже больше Пирата. Характер имел несуетливый, но злой. Был одним из псов, способных напасть на человека, повалить его, а может быть и загрызть. Случая проверить, к счастью, не представилось, но, судя по тому, как Елкан перекусил пополам зашедшую в зону его досягаемости дворняжку, он был реально способен на убийство. Хозяева Елкан одними из первых поселились в деревне на постоянное жительство. Лет десять назад Елкан появился здесь вместе с ними трехмесячным щенком. Вся его жизнь прошла на цепи возле их небольшого дома, побегать даже по участку ему не позволяли из опасений, что огромный пес легко преодолеет забор и чего–нибудь натворит в деревне. Но даже сидя на цепи Елкан был известен всем. Во время вечерних бесед, когда каждая собака со своего места гавкает и этим вливается в обсуждение произошедших за день событий, и собачьи голоса сливаются в суммарный перелай по деревне, содержащий уже общее собачье мнение, тон часто задавал именно громкий бас Елкана. И не случайно: как старожила и здоровяка его уважали и побаивались домашние псы, а бродячие собаки старались и вовсе не подходить близко к их дому.