Александр Махнёв - О прожитом с иронией. Часть I (сборник)

Пока мы ездили, жена привела в порядок квартиру, намыла все, ужин приготовила, даже бутылочку вина на стол поставила. Поужинали, бойцы мои спать пошли, ну а мы с супругой сели обсуждать, как жить дальше. Все шло мирно, однако через полчаса Маришка вновь к собачьим проблемам вернулась. На сей раз ей показалось, что собака нужна все же в доме, а я виноват в том, что сидит наш ротвейлер нынче где-то в каком-то кинологическом центре и воет. И мы тут по нему все плачем. «Это ты! Ты виноват».

Все! Это уже было выше моих сил. Спорить я не стал, вижу, бесполезно. Ушел, лег в гостиной на диван. Не спал всю ночь, а утром собрал вещички и…

Короче, можно денечек у тебя побыть? А завтра квартиру сниму и уйду.

Я помолчал, а что тут скажешь? Выговорился человек, и ладно, а по глазам вижу, никуда он не денется: излил душу, да и ладно. Налил Ване еще рюмашку, посидели, помолчали. Вдруг звонок. Снимаю телефонную трубочку.

– Сергей Алексеевич, мой у вас?

Маришка звонит. Вот и критикуй женщин. У нее что, чутье такое, иль она слышала, что ее Иван исповедь свою закончил? Откуда она узнала, что у меня он сидит? Вот женщина! Я молчал.

– Да знаю, у вас он. Пусть уж домой идет, мы ему тут подарок сделали. И ребята тревожатся, что папки долго нет дома, пусть идет, скажите ему, а?

Смотрю на Ивана Васильевича, чувствую, понимает он, что Маришка его звонит. Молчит, тревожно так на меня смотрит. Я что-то буркнул в трубку, кашлянул, отошел от телефона.

– Что, она?

– А ты что, сомневаешься? Конечно, она. Давай, Ваня, домой пора, поздно уже. Они там тебе подарок сделали, ждут. Ребята за тебя тревожатся.

Ваня встал, потоптался на месте, говорит:

– Пошли вместе, боязно мне так-то…

– Да без вопросов.

Дверь была открыта. Мы прошли через прихожую к кухне. А там вся семья плечом к плечу стоит перед столом.

Старший мальчик говорит: «Во-первых, папка, мы тебя все очень любим!» Средний продолжает: «Пап, во-вторых, мы тебя никогда не обидим и из школы будем только пятерки приносить», – и младшенький глаголет: «В-третьих, папочка, да не переживай ты так за этого ротвейлера. Мы тебе кенаря дарим, ты ведь любишь песни, он, говорят, очень хорошо поет…»

Семейка расступается, и мы видим на столе небольшую птичью клетку, а в ней желтенький комочек, видимо, это и есть тот самый поющий кенарь. Смотрю, а Иван вроде как в шоке. Онемел, в глазах слезы, и косая такая улыбка на лице. Чувствую, вот-вот расплачется мужик. Маришка тоже поняла – надо как-то выручать мужа.

– Ванечка, а почему он не поет? Продавец говорил, что поет он всегда и очень красиво. Как ты думаешь?

Ваня присел на табуретку, снял кепку, вытер вдруг резко выступивший на лице пот и говорит:

– Ну, во-первых…

И тут происходит невероятное. Кенарь запел, сначала тихонько так, вроде мобильник в соседней комнате, затем громче и громче. Клювик открыт, головка чуть приподнята. А звуки, звуки… Какие прелестные звуки издавало это маленькое существо. Здесь и очаровательные трели, и некие россыпи звоночков, звуки бубенчиков и мелодичность флейт. Это была какая-то музыкальная композиция, чарующая и успокаивающая, привносящая мир и уют в этот суетный дом.

Я, слушая пение кенаря, прикрыл глаза и на минутку забыл и об Иване с его проблемами, и о его семействе. Пение кенаря завораживало, было прекрасно, изумительно. Нельзя сказать, что я не слышал подобного никогда, нет. Но, видимо, это была примиряющая песнь в нужное время и в нужном месте. Я понял: моя миссия исчерпана, можно с миром идти домой. Еще раз глянул я на моих соседей. Семья сидела за столом вокруг клетки с кенарем, мирно и удовлетворенно слушая его распевы.

История эта началась с юбилея Софьи Петровны, жены Тужикова. Несколько дней Матвей Ильич мучился, что жене подарить, как это сделать лучше, как обставить сам юбилейный вечер и так далее. И вот все получилось, причем получилось как нельзя лучше. Гуляло все село: как-никак семьдесят лет старушке стукнуло. Родня подъехала, сын и дочь с внучатами. Тужиков подарил супружнице большой букет полевых цветов, благо летом всегда их много. Купил и вручил своей Софушке обвязанную большой красной лентой новую сковороду. Ну а самым главным подарком жене были его стихи. Стишки вроде как незамысловатые, простенькие, но Матвей Ильич считал их вполне приличными, а главное, юбилейными. Этими стихами он и открыл мероприятие.