Маргарита Бердышева - Мой мединститут периода застоя

Это именно он на первом курсе залез в анатомичку и раскидал выварку с мужскими достоинствами по всем остальным, поверх других изучаемых органов – так, что ни открой (будь то надпись «Сердце» или «Щитовидная железа»), все равно увидишь то же самое. Только опытная ассистентка Мариээта Федоровна смогла разгадать коварный замысел по срыву зачета и заставила нас вытряхивать кастрюльки и раскладывать все по написанному. И, как обычно, всех поразил маскарадный костюм нашего непревзойденного и полного неожиданностей Вадика Лепетухина: он пришел, одетый в малиновый пиджак.

– Это в стиле позднего «ретро», – объяснил он, – в память о девяностых, когда я начинал свой фармакологический бизнес. Правда, мне пришлось отдать его на реставрацию и вшить вставки…

Наши кавказские товарищи – Армен Пезишкиян (кличка Пузик), Сосо Давиташвили (Додик) и Арчил Иобидзе (кличка соответствует ненормативной лексике) – как всегда, вместе, как всегда, с иголочки, и, как всегда с подарком. На сей раз – это десять ящиков армянского коньяка и двадцать пять бутылок «Саперави» из дальних винных погребов. И даже Танька Теличкина впервые за 35 лет осчастливила нас своим обществом великого борца за справедливость! В студенческие годы она была безнадежно влюблена в Малкина и ходила за ним по пятам так, что даже Малыш, безобидный. Как послушный ребенок, все-таки смог ее послать на… Замуж она так и не вышла, родила уже в преклонном возрасте «для себя», мягко говоря, не совсем здорового сына (и назвала его в честь любимого мужчины Константином Константиновичем, чем Малкин был по-особому польщен). Пыталась его лечить от олигофрении, естественно, из этого ничего не вышло, и, обидевшись на весь мир, создала женскую общественную организацию по борьбе с «оборотнями в белых халатах» и окрестила ее красивым названием – «Чистилище падших ангелов». И здесь, наконец, она нашла свое профессиональное счастье. Женщины ее воинствующей организации громили взяточников, возбуждали дела о преступной халатности и добивались самых серьезных наказаний (из реально возможных) для недобросовестных представителей самой гуманной профессии.

– Гля, Малкин! Твоя Телка пришла! Наверное, это к снегу! Или к наводнению, – заржал Витька Михеев, толкнув Малыша в бок.

– Или к пожару, – угукнул Малкин и выразил лицом безысходность. – И на старости лет отбиваться придется…

Сашка Чумай. На первом курсе мы учили его ругаться матом. Но он был из интеллигентной семьи, получал домашнее воспитание и поступил в институт сразу же со школьной скамьи, поэтому наши взрослые уроки ему давались с трудом, и мы раз двадцать отправляли его на переэкзаменовки. Когда же он все-таки освоил полный курс обучения, мы приступили к следующему предмету – правильному, так сказать, общению с представительницами противоположного пола. Это для него было еще труднее. Поднимая к девчонкам на третий этаж, его трижды роняли в сугроб; первые попытки сближения никак не попадали в мишень, а обиженная прекрасная половина не раз била бедного неиспорченного мальчика по лицу. Но Чумай был прилежным, и регулярные упражнения к концу института дали свои ростки: он раскочегарился так, что перетоптал почти половину наших курочек, а две из них ходили в деканат, потому что Чумай на них был обязан жениться. Но Чумай срочно женился на третьей (мама с папой подобрали) – лет на десять постарше и уже с готовым разгильдяем. Так что девочки умылись и поспешили прервать свои возникшие проблемы. Обошлось без осложнений.

В барсетке Михеева что-то неистово заверещало.

– Вот, – сказал он, довольный, как накормленный слон, и достал мощный совковый будильник, который шесть лет стоял на тумбочке нашего общежития. – Пора! – и остатки нашего курса с зачарованными лицами, как когда-то в первый раз, вступили на порог нашей альма матер, как в храм, как в советское прошлое, как в гости к молодости в белых халатах.

Центральная Медицинская аудитория – ЦМА! Она все такая же, круглая, как цирк, с теми же тяжелыми шторами, готовыми закрыться при включении проектора, с той же картиной под потолком, с такой же, как раньше, кафедрой и тяжелым столом. Мы, шумно толкаясь, усаживаемся на свои прежние места, а Мих становится за кафедру и подносит к отвислому подбородку микрофон:

– Ребята! Мальчики и девочки! Я сегодня привел вас сюда…

– Мих, да ты оборзел что ли? Чего-й-то Ты нас привел?! Мы сами пришли, хоть бы тебя и не было, – надулся Лешка Яблочкин.

Читать дальше