Джером Джером - Мальвина Бретонская

— Он живой? — спросила она.

— Только когда я шепну, — ответил он.

Он уже стал терять немного страха перед ней. Она обернулась к нему.

— Полетели? — спросила она.

Он уставился на неё. Она была совершенно серьёзна — это было очевидно. Она собиралась вложить свою руку в его и улететь вместе с ним. Всё было решено. За этим он и прилетел. Ей не важно — куда. Это — его дело. Но куда он — туда теперь лежит путь и ей. Ясно было, что именно такая программа сейчас у неё в голове.

К чести его нужно записать, что одну попытку он всё-таки предпринял. Вопреки всем силам природы, вопреки своим двадцати трём годам и пульсирующей у него в жилах алой крови, наперекор окутывающим его пара'м лунного света поры самых коротких ночей и голосам звёзд, наперекор демонам поэзии, романтики и тайны, напевающим ему в уши свои колдовские мелодии, наперекор волшебству и великолепию её, стоящей рядом, одетой в пурпур ночи, командир авиазвена Раффлтон повёл праведную борьбу за здравый смысл.

Молодых особ, засыпающих легко одетыми на пустоши в пяти милях от ближайшего места обитания людей, следует избегать благовоспитанным молодым офицерам Воздушных Сил Его Величества. Если же они оказываются неземной красоты и очарования, то это должно послужить лишь дополнительным предостережением. Девушка повздорила с матерью и хочет убежать из дому. Всему виной этот треклятый лунный свет. Неудивительно, что на него лают собаки. Кажется, он и сейчас слышит одну из них. Добрые, почтенные, здравомыслящие существа эти собаки. Никаких к дьяволу сантиментов. Что' с того, что он её поцеловал! Никто не связывает себя на всю жизнь со всякой женщиной, какую поцелует. Не в первый раз её целовали, если только все юноши в Бретани не слепы и не белокровны. Вся эта напускная невинность и простота! Прикидывается. А нет — так, наверное, тронутая. Что следует сделать — это со смехом и шуткой сказать «до свиданья!», завести машину и — вперёд в Англию, милую старую практичную весёлую Англию, где его дожидаются завтрак и ванна.

Борьба была неравной; это чувствуется. Бедная маленькая чопорная мадам Здравый-Смысл со своим вызывающе вздернытым носиком, резким хихиканьем и врождённой вульгарностью. А против неё — и безмолвие ночи, и музыка веков, и биенье сердца.

Потому-то всё и рассыпалось прахом у его ног, который, наверно, развеяло пролетающее дуновенье ветерка, оставив его беспомощным, приворожённым магией её глаз.

— Ты кто? — спросил он у неё.

— Мальвина, — ответила она ему. — Я фея.

У него промелькнула мысль, что, может быть, он приземлился не столь удачно, как ему показалось; что, может быть, он свалился вниз головой; вследствие чего с переживаниями командира авиазвена Раффлтона уже покончено, а он стоит на пороге нового и менее скованного существования. Если так, то начало для дерзкого юного духа выглядело многообещающим. Из этих размышлений его вернул голос Мальвины.

— Полетели? — повторила она, и теперь в нотках её голоса звучал приказ, а не вопрос.

А что? Что бы с ним ни приключилось, на какой бы плоскости существования он сейчас ни оказался, летательный аппарат, судя по всему, последовал за ним. Он машинально завёл его. Знакомое жужжание мотора вернуло к нему шанс на то, что он жив в общепринятом смысле этого слова. Ещё оно навело его на мысль о практической желательности настоять, чтобы Мальвина надела на себя его запасной плащ. В Мальвине было пять футов и три дюйма [1] 153 см росту, а плащ был пошит на мужчину высотой в шесть футов и один дюйм [2] 183 см , и в обычных условиях эффект получился бы комический. В том, что Мальвина — действительно фея, командир Раффлтон окончательно убедился, когда в плаще, ворот которого примерно на шесть дюймов [3] 15 см возвышался у неё над головой, она ещё больше стала похожа на неё.

Никто не произнёс ни слова. Почему-то казалось, будто в этом нет нужды. Он помог ей забраться в сиденье и подоткнул плащ у ног. Она отвечала тою же улыбкой, с какой впервые протянула ему руку. Это была улыбка безграничного удовлетворения, словно все хлопоты у неё теперь позади. Командир Раффлтон искренне понадеялся на то, что это так. Мелькнувшая на мгновение вспышка разума подсказала ему, что его собственные, кажется, только начинаются.

Машину, должно быть, взяло на себя подсознательное «я» командира Раффлтона. Держась на несколько миль в глубине суши, он летел вдоль линии берега до места чуть южнее «Гаагского» маяка. Где-то там, он помнит, что садился долить бак. Не предвидя пассажира, он перед вылетом захватил запас горючего, что обернулось удачей. Мальвина, похоже, с интересом наблюдала за тем, как того, кого она, по всей вероятности, посчитала каким-то новой породы драконом, кормят из банок, извлекаемых у неё из-под ног, но приняла это, вместе со всеми остальными подробностями полёта, как нечто в естественной природе вещей. Чудище подкрепилось, встрепенулось, отпихнулось от земли и вновь с рёвом взмыло вверх; подползавшее море отхлынуло вниз.