Лион Измайлов - Дорогие мои

В качестве приложения – моя речь, зачитанная на концерте, посвященном пятидесятилетию М. Задорнова.

«И зачем он только свалился на мою голову осенью 1969 года! Перевелся из Риги к нам, в МАИ, и пришел ко мне на кафедру знакомиться? А ведь мог стать серьезным писателем, как его отец. При его упорстве – точно мог. Нет, он, глядя на то, как я выступаю в МАИ, решил стать сатириком. Вот и заявился ко мне на кафедру: рыжий, шумный, веселый. Потом он стал ходить ко мне в авторскую группу. Вроде бы учился писать. На самом деле по два часа рассказывал нам анекдоты и сам над ними оглушительно хохотал.

Затем он создал в МАИ свой театр «Россия» и получил премию комсомола за спектакль о Павке Корчагине, где выставлял этого Павку диссидентом.

Мы с женой пришли к нему на спектакль, и моя жена сказала:

– Он – единственный из твоих друзей, кто одевается со вкусом.

Ну, мне это нужно было, чтобы он понравился еще и моей жене?

Первые десять лет в самодеятельности он исполнял мои тексты, постепенно вытесняя их своими. Потом он изобрел свой способ производства юмора. Все, что он видел или слышал смешного, он тут же перерабатывал в свое выступление.

Как-то я позвонил ему домой. Жена его, Велта, сказала:

– Миши нет, что ему передать?

Я сказал:

– Передай ему три рубля.

Через неделю он это уже исполнял со сцены.

Однажды мы с ним были на рынке. Я спросил продавца:

– Почем помидоры?

– По десять рублей.

– А за двенадцать не отдашь?

Вы бы видели лицо продавца. Он так растерялся, что сказал:

– Нет, только за десять.

Через три дня Задорнов это уже исполнял со сцены.

Однажды он мне сказал, что купил жене веер за триста рублей.

– Ничего себе, – сказал я, – лучше бы тремя сотнями обмахивалась.

В тот же день он эту фразу исполнял со сцены. Но это было только начало. Надо сказать, что Задорнов – потрясающе самообучающаяся система. Если он за что-то берется, он обязательно это дело доведет до абсурда. Когда он работал на кафедре в МАИ, вместо диссертации он так модернизировал институтскую аэродинамическую трубу, что она перегоняла брагу в спирт со скоростью звука. У нас с ним все время случались какие-то смешные истории. Когда-то в Баку мы вместе с ним зашли в хозяйственный магазин и обомлели: на прилавке магазина стояли три кастрюли: одна большая, вторая средняя и третья совсем маленькая. Под большой было написано: «Гаструл». Под средней: «Гаструлка», а под маленькой – «Гаструлчонок».

– Это еще что, – сказал Задорнов, – вчера в кондитерском отделе я видел конфеты «Гусиные лапки». А на ценнике было написано: «Лапки Гусейна».

И в тот же вечер мы все это оба исполнили со сцены. И еще десять лет спорили, кто первый дурацкие надписи заметил.

После выхода в передаче «Вокруг смеха» истории о двух девятых вагонах популярность его возросла настолько, что он мог делать с залом все что хотел.

Однажды мы втроем – я, Ефим Смолин и Задорнов – выступали в доме отдыха «Елочка». Начинал я и доводил зал до скандежки, потом шел Смолин, и зал покатывался со смеху. А затем вышел Задорнов, и я впервые в жизни увидел, как весь зал визжал и топал ногами. А одна женщина смеялась так, что просто… Ну, в общем, ей пришлось уйти.

Когда мы на другое утро втроем вошли в столовую на завтрак, все сидящие там зааплодировали. Пустячок, а приятно.

У каждого человека бывают в жизни трудности. Был тяжелый период и у меня. Сижу дома, концертов нет. Все, кому я помогал утвердиться на эстраде, а таких немало, про меня забыли. И вдруг звонок. Задорнов. Не забыл. Позвал выступать с собой в «Лужники». Это был замечательный концерт. Двенадцать тысяч зрителей. Зал – битком. Я выступал минут двадцать. Имел успех. Концерт длился три часа. Можете сами подсчитать, сколько выпало на долю Задорнова.

Где бы я ни оказывался, наши пути обязательно пересекаются: в МАИ, «Литгазете», в Америке, в Израиле.

Помню, выступал в Израиле. В тот период кого там только не было: Пугачева, Рязанов, Карцев, Задорнов… Захожу в магазин, подошла какая-то женщина, узнала меня, стала рассказывать, как они тут живут. Приятно, что в другой стране, а все же узнают. И уже в конце, прощаясь со мной, она сказала:

– Мы вас очень любим. Желаю вам счастья, Миша.

Все это время она разговаривала с Задорновым.

Нас иногда путают. Хотя у нас нет ничего общего, кроме того, что мы оба рыжие с детства; оба закончили МАИ; оба писатели; оба сатирики, написали одну общую книгу, чего остальные сатирики себе не позволяют; жили в соседних домах на одной улице; оба смешливые, смеемся даже над чужими репризами и оба очень любим женщин, правда, к счастью, разных.