Сергей Н. Айк - Как Иван Дурак в столицу ходил

Так что случись беда обычная, мы бы особенно и не горевали. А тут…, хотя, началось все конечно, с приезда молодой барыни, Клепатры…, прости нас Господи. Клавдии, конечно. Хотя, тут, конечно, у барынь свои резоны, но из-под родного крова она уезжала именно Клавдией. Тощая, бледная, сисек нет, задница в кулак, одно слово, барское, капризное дитя. А вернулась…, ох, а вот вернулась она уже Клепатрой. То ли так ей пошли на пользу воды заграничные, а может воздух там какой другой…, то нам не ведомо. Главное, вернулась, правда, уже полной сиротой.

Папаша ее, то есть, барин наш Жан Богданович, к тому времени уже как год покоился на барском кладбище. Обычное дело в наших местах, опившись шампанского, в одном исподнем, гонял девок по улице, а дело было зимой, ну и промерз до самых костей…, еле сумели его от лошади отодрать и в баню снести, а уж он, так и не придя в сознание, холодным и помер.

Осталась Ольга Матвеевна после него вдовой. Очень печалилась. Носила черное, зеркала дома завесила, молилась весь день, а по ночам…, прислуга разное о ней плела, говорили даже, что вызывала душу супруга своего. Есть перестала, только водицей да хлебом держалась. Очень сама горевала, ну и другим, конечно, жизнь тошную устроила, особенно, кто был к ней поближе. Так дворня решила ее задобрить, уговорила конюха сыграть вроде как ее усопшего мужа, благо было в них что-то похожее, только от конюха воняло, и пил он не шампанское, а самогон, настоянный на конском навозе, для пущего здоровья.

Подговорили барыню прийти к полуночи, к могилке супруга. Вроде как, с любезным последний раз попрощаться. А Силантий был нужен как раз для того, что бы предстать покойным супругом, с успокоительными речами. Потому как все решили, что она поговорить с ним хочет…, поплакать в родных объятиях, а она как его увидела, как кинулась на него, срывая с себя все черное. Понятное дело, что все хотели помочь барыне, привыкли к ней все, да и жалели, чего греха таить, но выдумка с самого начала была глупая. В общем…, так барыня разошлась возле могилки, что даже повредила себе что-то внутреннее важное и на следующий день от обильной крови померла, не дождалась городского лекаря, сердешная…

Тута все сильно призадумались…. Барыня-то померла, ее жалко, но после нее, все хозяйство без присмотра остается. Это одно, а другое, след оповестить единственную оставшуюся в живых родственницу, Клавдию, стало быть. Вот с этой целью и отправили к ней приказчика, Фому Спирина. Должен он был ей документы предъявить да зазвать молодую барыню, хоть ненадолго, домой, с хозяйскими делами познакомиться…

А приказчик уехал, да пропал…, целых полгода прошло. Где был, что делал – не известно. Про меж нами уже разговор шел, что пристукнули молодого дурака где-то по дороге, хотя, другие говорили, что он вообще убег с хозяйскими бумагами, но слава Богу, все напраслину говорили. Оказалось, что Фома так долго барыню ехать домой уговаривал, но таки уговорил, шельмец. Вернулись они вместе, молодая барыня и приказчик. Как они там друг друга отыскали, неизвестно. Как он ее там уговаривал и почему так долго…, не знаем, но догадаться можем. Однако ж, что-то между ними в дороге произошло. Сразу по возвращению, считай, самым первым делом, ну, сразу после того, как вошла она в дом и сходила на могилу родителей, Клеопатра указала Фоме Спирину на дверь, добавив при этом, чтобы он, подлец, даже и не надеялся на выходное пособие и хорошую про-т-ек-цию, понятно, в общем.

То есть, она много чего еще кричала, стоя на балконе, и размахивая руками во все стороны, она даже обещала забрить нерадивого в солдаты…. И так она при этом была похожа на старую барыню, что дворовые крестились с блаженной улыбкой на лицах. Маленько не доставало крепких выражений, в которых покойная Ольга Матвеевна была большая искусница, но это ведь дело наживное…, любого обучить можно.

Это все к тому, что никакого особого беспокойства не было, все просто выдохнули и вернулись к своим делам. Потому как были уверены, пройдет дорожная усталость, схлынет гордость дурная и все вернется, станет, и было до этого…. Прежде всего, мы думали, что Фома образумится, падет на колени перед барыней, ну, ручку-туфельку там слезно облобызает и отойдет сердце барыни. Куда ни кинься, баба ведь…, но не тут-то было.

И чем они там только дышат, что пьют в этой растреклятой загранице, приказчик на колени не пал, как следовало бы, прощения просить не стал, а развернулся, и той же ночью дал тягу, прихватив с собой, барские документы, ларец с драгоценностями и целый мешок ассигнаций. Той же ночью, стервец. Да еще и свел с барской конюшни скакуна…