Миров А.Я. - Первые

– Будет у него финал-то? У расследования этого?

– Конечно. Какой ты сам напишешь, такой и будет.

– Напишешь?

– Отобразишь на бумаге. Привыкай, ты на это время не опер, а сценарист.

– А вы?

– А я редактор, монтажёр и по совместительству продюсер. Ну и ещё кто там должен зарплату получать, чтобы плохое кино назвали отечественной сенсацией?! В общем, вокруг тебя не просто терпилы, а богема. Понимаешь? Так что подстраивайся.

– И бизнесмены тоже богема?

– Эти – конечно! – усмехнулся Кто Надо. – В мире от стабильности одно слово осталось. Уже скоро забудут, в чём его суть, а они всё по пустым вечеринкам ходят. Не партнёра расположить в удобную позу, чтоб через нужный срок контракт родился, а тупо время провести. Себя показать. Девку свою, но по факту опять же себя: смотрите, какую я выбрал! Хороший у меня вкус? Сам подумай, каким образом прагматик, а бизнесмен обязан быть прагматиком, допустит, чтоб в его присутствии убийство совершилось? Ведь на месте жертвы мог оказаться он.

– Не знаю, – протянул Корней.

– Конкретнее, – вздохнул Кто Надо.

– Не знаю, с какого края думать начинать.

– Это полбеды. Вот если бы ты не знал, как начать думать – у меня нарисовался бы повод для беспокойства. А так рисуешь ты. Как договорились. Я подкорректирую. Если понадобится.

Кто Надо направился к своей иномарке, что морщила бампер, осознавая соседство с авто Корнея. Которое, кстати, больше всё-таки машинка. Её ещё мальчики в детстве хотят. Простые мальчики. Хотят, чтобы просто была. Хотя бы такая.

– Подождите! – владелец машинки очнулся от минорных измышлений. – Вы же меня не представили… богеме.

– Ну да, ты же сам не можешь.

– Я могу. Но долго! А вы скоро и по сути.

– Умеешь комплиментами сыпать. Чего не женился ещё?

– Не подбирают.

– Да. Дамы нынче не те, что в прошлом веке. Испортились. Ладно подбирать нас перестали, так ведь на коленях предлагаться будешь – откажутся. То голова болит, то настроения нет, потому что голова. Болит. Или ты слишком хороший, не хочу тебя портить. Или тебе надо совершенствоваться, а у меня нет времени ждать. Пока разберёшься, у самого голова заболела. И уже ничего не надо…

– Это вы о личном?

– О личном я в душе толкую. Наружу выдаю исключительно всё про общественное. Внимай, не стесняйся.

Кто Надо не без зубовного скрежета вернулся в дом. В кресле, вопреки отсутствию той функции, качался связанный Гарольд Васильевич. Галстуки «Селëдки» не планировали отпускать заложника, тем более он уже вовсю страдал стокгольмским синдромом. Мало того, ещё успел отпустить заразу и на других присутствующих. Экономка, сжимая рюмку у виска, пела романсы. Полностью слов не знала. Или просто забыла. Однако не терялась, заполняла пробелы на своё усмотрение. Выходило преимущественно матом. Но если не прислушиваться, звучало складно. Некоторые каждые поколыхивались то ли в такт Игорю, то ли под пение Юлии. Всякие больше спали.

Корней огляделся: не так он себе фантазировал своё первое дело. Вообще полагал, что ему рано, но полагал исключительно в мыслях. Поведение, напротив, излучало умеренную дерзость и непомерное всезнайство. Ибо пусть его и приняли с помощью внебрачного папани, но только потому, что к службе он не то, что годен, а рождён.

– Господа, внимание! – Кто Надо смотрел в общество и не видел того, он был дома, уже разделся и вот-вот окунётся в сон. – Корней Денежкин. Если не полюбите, ничего страшного. Но советую к нему прислушаться. Всем спасибо. И приятного… утра. Честь имею.

Молодой человек проводил взглядом отбывающее начальство. Прикрыл глаза в целях перезагрузки. Конечно, представление так себе, однако и зрители не мечта заветная. Вернулся в мир. Снова осмотрелся. Нет, декорации не сменили. Лениво перебирал мятые лица на предмет с кого бы начать. Все как один испуганные, жалкие, натужно трезвеющие, что гораздо отвратнее добровольно пьяных. Пьяный – структура целостная, завершённая, воспринимается вот так и не как иначе. Может забавлять, может вызывать рвоту, будто сам пил. Иными словами, вкусовщина. Но вкус готового продукта. Видеть же, как пьяный теряет промилле, точно глотать остывший кофе: те же разваренные зёрна, но потребляются скверно.

Денежкин решил, что среди присутствующих самой приятной для него станет компания жертвы, поэтому лучше пропустить вперёд её.

– Где… пострадавшая? – вопросил чуть дрогнувшим голосом.

Удовлетворять почтительное любопытство уполномоченных не нашлось. Обстановка не изменилась до такой степени, что Корней оказался на пути к вере в то, что его самого не существует.