Лион Измайлов - Засланцы

Миша, маленького роста, в очках, всё время курящий беломор и всё время матерящийся, он не спешил, он курил свою беломорину и разглагольствовал о роли интеллигенции в истории России.

Мы буквально извелись, ожидая, когда же, наконец, он выпьет. Наконец Городинский тоже сказал «Будем!» и опрокинул свои полстакана водки в рот. Что тут началось! Мат стоял несусветный. Мы с Трушкиным умирали со смеху.

– Сволочи! – кричал Городинский. – С этим не шутят! Лучше бы вы со сцены так шутили! Да пошли вы!

Всерьёз обиженный, он с криком выбежал из номера.

Назавтра мы конечно же помирились, поскольку надо было вместе выступать.

На третий день мы поехали в город Костомукшу. Естественно, в поезд взяли бутылку водки. Сели в поезд и, как только тронулись, разлили, выпили по рюмке, потом по второй. Миша, как всегда, держал в руках папиросу и разглагольствовал самозабвенно. Потом они с Трушкиным пошли в тамбур покурить.

А я кинулся к проводнице, взял у неё пустую бутылку и налил туда воды ровно столько, сколько в нашей бутылке было водки. Нашу бутылку с водкой спрятал под полку. Сижу. Жду. Они возвращаются. Я разливаю воду в рюмки. Миша долго говорит тост о смысле жизни. Трушкин выпил, скосил на меня глаза, сдержал смех, крякнул, сказал: «Ох, хороша, зараза» – и стал закусывать. Я тоже выпил, мы стали ждать, когда же, наконец, выпьет Городинский. Он размахивал рюмкой, о чём-то рассуждал. Но вот и он выпил, и снова зазвучал мат, и снова мы умирали со смеху.

– Козлы вонючие! – закричал Городинский, выскакивая из купе.

Однако деваться ему было некуда, через некоторое время он вернулся и сел с нами в купе. На столе уже стояла настоящая водка, мы разлили, сказали тост за Мишу. Однако он злился и свою рюмку не брал, сколько бы мы его ни убеждали, что водка настоящая.

– Вот два дебила, – говорил он, – больше вы меня не купите, придурки!

Мы разлили по второй, крякали, закусывали, а он только приговаривал: «Кретины!»

Наконец мы разлили по последней рюмке, и я сказал:

– Миша, ты можешь нам не верить, но что тебе мешает хотя бы попробовать? А вдруг это действительно водка?

Мы выпили свои рюмки, и Миша наконец решил попробовать из своей.

Он сделал глоток, понял, что рюмка настоящая, опрокинул её всю в рот, и вдруг до него дошло, что у него на глазах мы допили всю водку. Городинский завопил так, что прибежала проводница, думая, что кого-то убивают. Миша потом не разговаривал с нами дня два и смилостивился только в день отъезда.

Мы выпили и разъехались. Он – в Ленинград, мы – в Москву.

Сейчас он живёт в Германии, и говорят, что он там печатается и пишет хорошую прозу.

Рассказывал байку о знаменитом куплетисте В. Е. Бахнов – писатель, поэт, сценарист.

Илья Семёнович Набатов дожил до восьмидесятых годов. Но уже в семидесятых он был народным артистом Украины и лауреатом Сталинской премии.

Он пел куплеты, которые сам же и сочинял. В куплетах он клеймил и клику Тито, и американский империализм, и Чомбе, африканского диктатора.

Помню, у него были такие строчки:

Имел он на эстраде совершенно непостижимый, ошеломляющий успех. Страшный был, как война. Про него Л. С. Маслюков говорил: «Это он к старости на человека стал похож, а раньше просто страшно было смотреть».

Так вот, собственно, рассказ Бахнова.

Илья Семёнович очень смешно пародировал пьяных. Однажды, на гастролях в Германии по войскам, группу артистов после концерта принимал генералитет. Выпили уже как следует, и кто-то сказал:

– А вот Илья Семёнович у нас здорово изображает пьяных. Илья Семёнович, спойте, пожалуйста, «Шумел камыш».

Все генералы закричали: «Просим! Просим!»

Набатов встал из-за стола и, изображая пьяного вусмерть человека, запел:

– Шумел камыш…

И весь генералитет всерьёз подхватил:

– Деревья гнулись!

Мы с Аркановым взяли в поездку году в восьмидесятом двоих, тогда только начинающих авторов – Смолина и Задорнова.

У Задорнова было всего два-три рассказа, и поэтому он исполнял ещё миниатюру студентов МГУ «Спокойной ночи, малыши».

Эта страшилка исполнялась замогильным голосом.

– Дорогие детишечки! У одной тётечки была золотая ручечка. Эта тётечка умерла, её похоронили. А один дядечка решил добыть эту ручечку.

И вот тёмной ночечкой он пришёл на могилочку и видит: сидит тётечка, а у неё только одна, но не золотая ручечка.