Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

Был у него в жизни один серьезный момент. Пригласил его к себе товарищ Сталин.

— Слышал, вы стихи сочиняете, — спросил он главного электрика.

— Так, Иосиф Виссарионович, балуюсь, — смутился тот.

— Мне сказали, что про Владимира Ильича вы даже написали сонет.

— Было, — подтвердил тот. — А откуда вы знаете?

— Знаю, — сделал товарищ Сталин неопределенный жест рукой. — Скажите, а почему вы про меня ничего не пишете?

Кржижановский знал, что стихи про товарища Сталина уже написал некий поэт. Даже знал эти стихи. И как не старался их забыть, одна строчка ну никак не выходила из памяти:

«Мы живем, под собою не чуя страны…»

Он помнил и как сложилась судьба этого поэта. Поэтому ответил:

— Не хватает таланта, чтобы достойно отразить ваши достижения.

— А на Владимира Ильича хватило?

— Вроде того.

— Выходит, он как бы помельче меня?

— Именно так, Иосиф Виссарионович.

— Ладно. Ступайте. А стихи бросьте. Нужно решать важные государственные дела.

Николай Семашко стал-таки министром здравоохранения. Наладил санитарную службу и очень гордился тем, что никто из революционеров не болел нехорошими болезнями.

— Главное — профилактика! — напутствовал он молодых.

И тоже дожил до своей естественной кончины. Хотя был один эпизод.

Когда Владимир Ильич умер, министр сразу дал команду на извлечение мозга. Мол, мозг такой выдающейся личности должен быть изучен. И неожиданно этим очень угодил Кобе, который тогда примеривал на себя роль вождя.

Коба слыл атеистом, но мама в детстве заложила ему веру глубоко. И он помнил о возможности воскресения. И сильно по этому поводу нервничал. Хотя внешне себя не выдавал. Ну, а тут уж коли и произойдет чудо — оживление человека, — он будет без мозга, а, значит, ему не конкурент.

Бонч-Бруевич нашел себе удачную нишу в жизни. И пережил вождя. Он двинулся в историческую науку и стал в ней аж доктором. Заведовал музеем революции. И делал это правильно и грамотно. Знал, какие революционные экспонаты куда поставить. Что — определить на видное место, что убрать подальше. Или вообще задвинуть в загашники. Так и прожил свою жизнь без глубокой печали.

Луначарский упокоился в урночке на Красной площади, у кремлевской стены. Тут, наверно, каждому понятно, что действовал он исключительно по партийным указаниям. Поработал он комиссаром просвещения. Считался создателем социалистической культуры.

После революции он сильно расширил свой горизонт. Мог подолгу рассказывать не только об артистках кордебалета, но и театральных актрисах. Он слыл в этом вопросе большой докой. Писал и книги. И критиковал несогласных. Широкой души человек был…

Феликс Эдмундович ненадолго пережил кончину вождя. Как преданный хозяину пес, честно и добросовестно трудился он на благо революции и Владимира Ильича. И как верная собака угас, когда умер хозяин. Зато детище его расцвело, разрослось как могучее растение борщевик и выдавило все вокруг себя. На большие расстояния. На долгие годы.

Балагур-затейник, матрос-партизан Железняк в конце своей жизни изменил морю. Он сделался начальником бронепоезда. Судьба не простила ему такого кульбита. На Украине, под Днепропетровском, на Богом забытой железнодорожной станции Верховцево оборвалась его земная жизнь.

А Роза? Что с Розой? Как-то выпала она из революционного процесса. Не видно ее было в стане вождей-победителей. Куда-то запропала она из столиц.

Что случилось с ней? Как сложилась ее судьба?

Роза не осталась ни в Москве, ни в Петрограде. Она уехала в славный приморский город Одессу и поступила там на работу в ЧК. Почему? Зачем?

Она и сама не могла объяснить свой поступок. Что повлекло ее к морским просторам? Что заставило заняться совсем не женской работой? Жажда новых впечатлений? Желание отстранится от прежней жизни и знакомых людей? Кто может понять загадочное женское сердце.

После того, как ее сердечный друг, ветреный и непостоянный матрос-партизан сложил свою буйную головушку в далеких ковыльных степях, она потеряла покой и сон. Горе ее было безгранично.

Вот тогда-то она и отправилась в теплую солнечную Одессу, чтобы там, в ленивом шелесте ласковых волн, ее разбитое на осколки женское сердце могло найти забвение и покой.

Что она делала в ЧК? Искала ли она там врагов? Может быть и искала, кто знает. А может просто жила в ее душе пустая и бессмысленная надежда найти среди морских людей кого-нибудь похожего на ее бывшего друга, крест-накрест перевязанного пулеметными лентами, в бескозырке, на ленточки которой она когда-то пожертвовала своими выплетенными из косы бантиками.